Нет, конечно же, папа даст сыночку некий орден за успешную кампанию. Так никакой радости это не принесет человеку, который мог бы добиться того же ратным трудом.

Может, именно эти рассуждения и привели к тому, что цесаревич потянулся к казаку, в котором почувствовал простую незатейливую душу, как ни странно, родственную великому князю.

– Ты как, Семен, рыбалку любишь? – спросил у него цесаревич, чему казак очень удивился.

Кто такой наследник престола? Небожитель. И что же получается, он такой же, как все?

Казак исподволь оглядел великого князя. Обычная – ну, может, и не совсем обычная бекеша. Хотя у того же Василия Бабкина была такая бекеша, глазам больно смотреть, до чего хороша. А здесь только и видно, что материя хорошая, а так на вид простовата. Штаны, заправленные в сапоги – конечно, у Семена не повернулся бы язык сказать, что будущий император похож скорее на мужика, чем на великого князя. Но, увидев, где-нибудь в дороге или на привале, ни за что бы наследника не признал за лицо царской крови.

Какой же он все-таки великан! Семен подумал, что такого главнокомандующего солдаты наверняка бы любили: такая от него исходит мощь, такая сила – богатырь земли русской, да и только.

– Рыбалку я люблю, – поспешил сказать он, потому что со своими размышлениями замедлился с ответом. – Да только когда ж рыбалить? Служба.

– Сейчас возвращайся к своему командиру и скажи, чтобы он тебя прикомандировал, скажем, на два дня в эскорт великого князя. Мы через два часа остановимся, раскинем бивуак. Ваш обоз в полуверсте разместится. Вот ты и приходи завтра к моему шатру в пять часов утра.

Семен козырнул и вылез из кареты совершенно оглушенный с ним происшедшим.

– Подожди, казак. Твое отчество как? – спросил его тот, кто сопровождал цесаревича. Позднее Семен узнал – граф Сергей Дмитриевич Шереметев.

– Михайлович.

– Вот, Семен Михайлович, передашь записку хорунжему Кулику. А то он, поди, тебе не поверит.

Хорунжий, прочитав записку, взглянул на Семена, будто видел его в первый раз.

– Ты где был?

– Так это… в карете цесаревича ехал.

– Ага, хочешь сказать, что великий князь берет тебя к себе в услужение.

– Никак нет! – наконец пришел в себя Семен. – Спрашивал, умею ли я ловить рыбу.

– А ты что сказал?

– Как есть, умею.

– Нет, ну везет же дуракам! – досадливо крякнул хорунжий. И тут же повинился. – Прости, не хотел тебя обидеть. Но как это объяснить, в самом деле! В кои-то веки решил днем поспать, и на тебе, свое счастье проспал… И когда тебе нужно прибыть?

– Завтра, в пять утра.

– Скажешь часовому, он тебя разбудит.

Семен мог бы возразить, что он от волнения, пожалуй, и вовсе спать не будет, но промолчал. И пошел к своим, провожаемый задумчивым взглядом хорунжего.

Тот еще некоторое время постоял и проговорил себе под нос.

– А мне бы тоже, пожалуй, не помешало где-нибудь поблизости рыбку половить. Кто знает, вдруг цесаревичу червячок понадобится или щука крючок проглотит… В конце концов, дали мне за Шипку орден, спасибо, но могли бы и в звании повысить.

Правда, Семен этих рассуждений уже не слышал. Другой, может, и заметался – у него же с собой ничего не было: ни крючка, ни лески, ни грузила, ни самой плохой удочки, которую Семен обычно готовил заранее, вырезая из камыша. Но он не растерялся. Обоз и в самом деле вскорости раскинулся лагерем, а Семен попросил у каптенармуса небольшую гирьку в качестве грузила. Нашел куриное перо – для поплавка. И кусок проволоки, которую изогнул в виде крючка и конец заточил. Только зря старался.