Несмотря на свои знания и пластунские ухватки, Семен чуть было не проскочил мимо цыгана.
– Не торопись, казак! – насмешливо проговорил тот. Они стояли довольно далеко от казачьего бивуака, так что могли не опасаться, что кто-нибудь услышит их разговор. – Торопишься.
– Да ведь дело не терпит. Кто знает, в каком месте обоз повернется, и до моей станицы уже просто так не дотянешься.
– Ты хочешь сбежать?
– Какой – сбежать? Мы – люди служилые, нам другой дороги, кроме службы, и нет… Дело в том… – Семен никак не мог собраться с духом и сказать цыгану, что ему нужно. Как будто после этих слов для него уже не будет дороги назад.
Он встряхнул головой, и чуб метнулся надо лбом.
– Мне нужно перекрасить лошадей.
– Вот как, – не удивился цыган, – и многих?
– Четырех. Два жеребца и две кобылы. Причем, не просто перекрасить, но и у каждой лошади как следует замазать клеймо.
– Надолго?
Эти нарочито скупые вопросы казались Семену издевкой, будто цыган не принимал его всерьез.
– Хотелось бы, чтоб месячишко-другой продержались.
– Продержатся, если лошадей не чистить щеткой… И сколько ты хочешь за это заплатить.
– Пять рублей.
– Ты что, казак, пять рублей! За такие деньги идти на каторгу?
– Ты считаешь, пять рублей – мало? Да вот этот мой кинжал стоит четыре рубля восемьдесят копеек! Между прочим, кинжал не из последних!
– Вижу.
Цыган алчным взглядом скользнул по кинжалу, но Семен быстро упрятал его в ножны.
Семен уже не стал говорить, что после возвращения от черкесов ему пришлось самому покупать себе кинжал, потому что своим поступком и так ввел семью в разорение. Отец с матерью вынуждены были второй раз покупать ему обмундирование и всю справу… Кстати, тоже из отцовских денег, которые тот проиграл сыну, не приняв серьезно его мохнатого коня!
– Послушай, за пять рублей ты можешь купить… тридцать три фунта сахара!
– Зачем мне столько сахара?.. А вот седло я купить не смогу!
– Так ты что же, хочешь двадцать пять рублей!
– Ты прав, как раз столько оно стоит!.. И, думаю, это не так уж дорого, учитывая, как я при этом рискую… А если лошадей хватятся? Да меня догонят и изрубят шашками, я даже не успею и глазом моргнуть!
– Послушай, ромалэ, как тебя звать?
– Януш. А что?
– А меня Семен… Двадцать пять – это для меня очень много. Пятнадцать – давай, а?
– Пятнадцать! Двадцать три, и не копейки больше. Уступаю только потому, что ты мне приглянулся.
– Двадцать! Это мое последнее слово.
Семен хоть и разгорячился этим торгом, но побаивался, что цыган разозлится и уйдет. В самом деле, если его поймают, мало не покажется, но у него и в самом деле больше не было денег. По крайней мере, бумажных денег. О том, что у него есть кое-что еще, цыгану знать вовсе не обязательно…
– Я сделаю так, что увести лошадей тебе не составит труда, а потом точно так же вернуть их в табун.
– Маловато!
– Ну, двадцать рублей, решайся! Уведешь лошадей без помех, и приведешь так же. Двадцать за то, чтобы покрасить. Неужели у вас такая дорогая краска?
Это Семен так неловко пошутил.
– Двадцать за то, что я рискую, – поправил его цыган, и Семен понял, что наступило время ударить по рукам.