– Какой еще легион? – спросил Грир.

– Они наверняка всю ночь шли. Следы совсем свежие.

– Майор Грир… – начала Сара, но тот предостерегающе поднял руку, тише, мол, помолчи.

– Какой еще легион, лейтенант Донадио?!

– Легион, о котором вам рассказывал Питер. Он движется прямо к той горе.

Тео проснулся от ощущения, что падает, кубарем катится в мир людей, открыл глаза и еще несколько минут пролежал неподвижно. «Приснился ребенок!» – подумал он и потянулся к Маусами. Вот она, рядышком, пошевелилась и подтянула колени к животу. Отсюда и странные ощущения: ему приснился малыш.

Он продрог, лоб блестел от пота. Неужели простуда? «Чтобы победить простуду, нужно пропотеть», – всегда говорила Учительница, да и мама тоже, гладя его пылающий лоб, когда он без сил лежал на кровати. С тех пор утекло столько воды, что жар и простуда превратились не просто в воспоминание, а в воспоминание о воспоминании. Он очень давно не болел и просто забыл, что при этом чувствуешь. Тео откинул одеяло и, встав, задрожал от холода: испаряющийся пот лишал его драгоценного тепла. Надо же, заснул в рубашке, в которой целый день колол дрова во дворе! Зато теперь они готовы к зиме: все закрыто-заперто-укупорено. Тео скинул промокшую от пота рубашку и достал из комода чистую.

В сарае обнаружились ящики с одеждой: штаны, рубашки, носки, термобелье, свитера из материала со сложным названием, ощупью напоминающего хлопок, – с некоторых даже магазинную упаковку не сняли. Кое-что повредили моль и мыши, но многое прекрасно сохранилось. Люди, закупившие эти вещи, явно запасались впрок.

Тео взял ботинки, дробовик и спустился на первый этаж. Огонь в камине догорел, превратив дрова в пепел. Сколько времени, Тео не знал, но чувствовал: близится рассвет. На ферме у них с Маус выработался определенный ритм: едва стемнеет – ложились спать, чуть рассветет – просыпались. Тео начал ощущать время по-иному, как нечто естественное, согласующееся с его биологическими часами, которые долгое время стояли, а теперь заработали. Отчасти это объяснялось отсутствием прожекторов, отчасти – атмосферой самого места. Маус прониклась ею еще в день первой рыбалки и, вернувшись с реки, заявила, что они здесь в безопасности.

Тео обулся, снял с крючка толстый свитер, проверил, заряжен ли дробовик, и вышел на крыльцо. За холмами, опоясывающими долину на востоке, небо уже порозовело. Первую неделю, пока Маус спала, Тео все ночи сидел на крыльце, и на заре сердце каждый раз сжималось от боли и грусти. Он с детства боялся темноты, боялся того, что она таит, и никто, даже отец, не рассказал ему, как прекрасно ночное небо. Никто не объяснил, что, глядя на него, прикасаешься к вечности, чувствуешь себя большим и при этом крошечным. Забыв о холоде, Тео любовался звездами и полной грудью вдыхал студеный ночной воздух, мгновенно разгонявший остатки сна. Раз встал, нужно развести огонь, чтобы Маус не просыпалась в холодном доме.

Тео спустился во двор. Несколько дней подряд он только и делал, что таскал из леса поваленные непогодой деревья и рубил дрова. Пила, которую он нашел, никуда не годилась: зубцы изъела ржавчина, зато топор оказался в самый раз. Теперь плоды его трудов аккуратным штабелем лежали и в амбаре, и под карнизом дома, заботливо укрытые брезентом. Высохшее за лето дерево наверняка будет хорошо гореть!