Катя попыталась встать под маленький козырек над подъездом, она чувствовала, что начинает промокать до нитки.
– Даниил Клочков тут проживает, вы его мать? Откройте, нам надо с ним побеседовать.
– Никакого Клочкова тут нет и не было никогда. Наша фамилия Жорины, я сейчас мужа позову. Валерка, иди, здесь полиция кого-то спрашивает, да не тебя!
Август Долгов не стал ждать, махнул рукой и пошел под проливным дождем вдоль фасада дома, смотря на таблички над подъездами, ища сорок шестую квартиру.
Катя обогнала его, она прикинула – это третий подъезд, и там под козырьком можно укрыться, пока они будут сражаться с домофоном. Ева от нее не отставала, она тоже не желала мокнуть. Они вбежали по ступенькам, стараясь выбрать под козырьком место, куда дождь не доставал, но внезапно дверь подъезда с грохотом распахнулась, и оттуда вылетел как пушечное ядро молодой парень в футболке и рваных джинсах, опущенных на бедрах так низко, что казалось, они вот-вот сорвутся с его тощего зада.
Он чуть не сбил Катю с ног, даже не извинился и, шлепая по лужам, кинулся через двор к неказистой на вид черной иномарке.
– Осторожнее, ослеп, что ли? – вдогонку ему крикнула Ева, которую он обрызгал водой из лужи. – Сумасшедший.
Август Долгов набрал номер квартиры на домофоне. Звонок. Никто не отвечал.
Иномарка, визжа резиной, рванула с места. Август Долгов снова позвонил – нет ответа.
– Ну что, никого нет дома? – спросил полковник Гущин. – Зря катались?
Тут к третьему подъезду на велосипедах под дождем подкатили школьники. Один начал деловито тыкать дисплей домофона.
Дверь подъезда открылась, Август Долгов придержал ее:
– Давайте поднимемся, позвоним в квартиру, может, что-то с домофоном.
Катя спросила у мальчишек – не знают ли они Данилу из сорок шестой квартиры, которого недавно по телевизору показывали. Но мальчишки Даню не знали.
Поднявшись на лифте, они подошли к двери квартиры, позвонили. И снова никто не ответил.
Внезапно полковник Гущин потянул носом, принюхиваясь.
– Чувствуете?
– Нет, – ответила Катя. – Хотя тут краской пахнет.
– Краской пахнет внизу, там ящики почтовые свежевыкрашенные, – Гущин наклонился и глубоко вдохнул, водя носом вдоль дверного косяка, – неужели не чувствуете ничего?
Катя тоже вдохнула. Или это глюки обоняния, или память о той ночи в Ховринской больнице… нет, тут запах совершенно другой…
– Надо дверь ломать, – сказал полковник Гущин.
– Но как мы можем ломать дверь, Федор Матвеевич, надо из жэка кого-то позвать, – Катя растерялась.
– Тогда беги, ищи чертов жэк, знаешь, где он? Нет? – Гущин разбежался и всем своим немалым весом ударил в дверь сорок шестой квартиры.
Буммммм! Косяк затрещал. Дверь, к счастью, не была железной – обычная, обитая старым дерматином.
– Подождите, я сам попробую, – сказал Август Долгов.
Мощным ударом ноги (и как это у него вышло с первого раза?) он вышиб дверной замок.
Бац! Дверь распахнулась внутрь, ударилась о вешалку в прихожей. И они сразу ощутили этот запах – сладковатый, тошнотворный запах тлена.
Гущин и Август Долгов прошли по темному коридору в комнату.