Это его отвлечет от вредных мыслей. Но неужели и правда к наркотику вот так мгновенно привыкают?

Катя вышла во двор, чтобы не проворонить Мещерского. И через сорок минут его машина зарулила на стоянку.

Мещерский – в джинсах, в пестрой «гавайской» рубашке, привезенной из Гонконга, бородатый, маленький, выскочил и…

Катя едва его не расцеловала – приехал, дорогой ты мой друг, прилетел на зов.

– Привет!

– Что случилось? Я подумал… «Склиф»…

– Да все нормально, – Катя ласково смотрела на него с высоты собственного роста на каблуках. – Мы с тобой покатаемся на машине. Я подумала, тебе только польза, хватит дома сидеть, про опий думать.

– То есть как прокатимся? Куда?

– В Клин.

– В Клин?!

– Сережа, у нас новое убийство, мне срочно надо допросить свидетеля. По некоторым данным, он сделал ноги к матери в Клин. Она у него местный адвокат. Да, по пути заедем в УВД, я справлюсь насчет их адреса.

– Катя, я давно хотел с тобой серьезно поговорить, – Мещерский выпрямился.

– Сережа, прямо сейчас? Нет времени, нам надо ехать в Клин.

– Я с тобой вот так, ничего не спрашивая, поехал на этот чертов аэродром «Райки» ночью. И что вышло из этого? Я получил от Ваньки Лыкова отраву в чашке кофе. А он, между прочим, мой троюродный брат. Наши семьи веками роднились между собой. Ты это понимаешь?

– Я понимаю. Ты только не устраивай мне сцену.

– Все. Я в эти игры больше не играю.

– Что ж, хорошо, – Катя пожала плечами. – Обойдусь без тебя. Сейчас поеду на Ленинградский вокзал, сяду в электричку до Клина.

– Я хотел сказать… Катя, ты куда?

Катя повернулась и зашагала прочь. Маленький друг Мещерский кинулся вдогонку.

– Катя, подожди… я не то хотел… да постой ты, ну извини меня. Я хотел сказать, что я в эти игры больше вслепую не играю.

Катя остановилась – хватит с него. Вот бы Еву Ершову, дипломированного биолога, сюда понаблюдать, какие финты выкидывает брачное поведение самца человека.

– Вслепую – все, баста. Я должен знать, что происходит. Зачем вы приезжали ко мне сегодня? Почему вас интересует Рюрик и то, что случилось с нами в Чое? Я же там товарища потерял, я не мог его найти, спасти. Нет мне покоя с тех пор. И если есть хоть малейший шанс найти Рюрика Гнедича, я на все готов. Если это как-то связано с тем происшествием у аэродрома… Хотя как это может быть связано, как?!

– Сереженька, мы сейчас поедем в Клин допрашивать свидетеля, Василия Азарова, – Катя взяла его за руку. – По дороге я все тебе расскажу. Все, что знаю сама. Это совершенно невероятное дело, но ты мне поверишь, потому что я… я просто теряюсь во всем этом. Ты мой самый лучший друг, ты моя надежда. И ты светлая голова, понимаешь?

После этого Мещерский вздохнул, открыл дверь машины, заботливо усадил ее рядом на пассажирское сиденье, прыгнул за руль. И они поехали через всю Москву в город Клин.

Опять на ночь глядя.

По пути Катя рассказала ему все без утайки.

Мещерский порой восклицал. Порой начинал расспрашивать, уточнять. Он слушал жадно, с любопытством.

Катя даже рассказала ему свой сон про океан.

И он выслушал. Проглотил и это.

За Зеленоградом Ленинградское шоссе, по которому они едва ползли в плотной вечерней пробке, стало чуть-чуть свободнее.