Капитан взял дело, начал листать.

– Сергей Ларионов, 1974 года рождения, – монотонно комментировал следователь. – Труп был обнаружен в лесополосе полгода назад. Проникающие ножевые ранения. Гениталии отрезаны. Глаза выколоты.

– Вы так об этом говорите, как будто меню в банкетном зале зачитываете, – не сдержался Витвицкий.

– А как я об этом должен говорить? – не понял следователь.

– Это же ребенок.

– И что мне теперь, расплакаться? Ребенка убили, убийцу мы не нашли, – мужчина достал сигареты, но курить не стал, просто вертел пачку в руках. – Не знаю, как вы, а я в такие моменты чувствую свою бесполезность. Может быть, это повод уйти в отставку, но никак не нюни распускать.

– Мы когда на ваш запрос отвечали, честно говоря, надеялись на вашу помощь, – сказал Витвицкому второй следователь, расположившийся за соседним столом.

– Боюсь, пока мы вам мало чем поможем. Скорее вы нам. Можно получить копию дела?

– Конечно, когда будет соответствующий запрос, – кивнул седой, убрал пачку в ящик стола.

– И мы бы хотели поговорить с родителями мальчика, – подала голос Овсянникова.

– Они развелись. Ларионов пьет. Ларионова переехала. Куда – не знаю.

Витвицкий нахмурился.

– Хорошо. А друзья, учителя? Он в какой школе учился?

В гостиницу они приехали вечером. Шли по коридору молча. Овсянникова была непривычно мрачна и молчалива. Наконец не выдержала:

– Не нужно было к отцу ходить. Толку никакого, только напомнили лишний раз, что…

– Это наша работа, Ира. А что напомнили лишний раз, так я голову на отсечение даю, что он и без наших напоминаний об этом ни на секунду не забывал, – тихо ответил Витвицкий.

Девушка будто не слышала его, пребывая в тягостной задумчивости.

– Не представляю, что может быть страшнее, чем когда родители переживают своих детей, – пробормотала она.

Витвицкий остановился.

– Вот наши номера.

Овсянникова пошла дальше, не услышав, вся погруженная в свои мысли.

– Ира! – окликнул ее мужчина.

Она остановилась, обернулась.

– Извини. Иногда кажется, уже все видела, уже все знаю, уже ничто не тронет… А потом вдруг на ровном месте… как замыкание какое-то.

– Это не на ровном месте.

– Моя бабушка говорила – надо размыкать горе.

Витвицкий не понял, уточнил:

– Как это?

– Ну не держать его в себе, поделить с другими. Размыкать – не я, а мы, понимаешь. Этому Ларионову давно нужно было размыкать горе… – Ирина зябко повела плечами.

– Вот он и размыкал как мог, – Витвицкий кивнул на дверь с номером пятнадцать. – Твой пятнадцатый, мой тринадцатый.

Овсянникова через силу улыбнулась.

– Не повезло.

– Почему?

– Тринадцать – число несчастливое.

– У меня все всегда не как у всех, так что для меня, наоборот, – счастливое. Спокойной ночи?

Неожиданно Овсянникова подалась вперед, коротко поцеловала Витвицкого в губы.

– Спокойной ночи, Виталий.

Тот какое-то мгновение смотрел на Ирину, потом притянул ее к себе, поцеловал в ответ. Поцелуй затянулся. Наконец Витвицкий отстранился, хоть и продолжал держать девушку за плечи.

– Может быть, зайдешь ко мне? – тихо спросил он.

– Зачем?

– Ну, там… чаю выпьем… – засмущался Витвицкий.