– Я не могу тебе сказать…

– Как мне теперь людям в глаза смотреть, Андрей? Как Юрка в школу ходить станет?

– Мы переедем, Фенечка. Переедем туда, где нас никто не знает, – сказал Чикатило и вернулся к сборам.

– Когда? Через год? Тебе год исправительных работ присудили.

Чикатило попытался подбодрить Фаину улыбкой, но улыбка вышла натянутой.

– Буду трудиться и вести себя хорошо, отпустят раньше. Ты смотри на это иначе. Может, нас так судьба от чего-то похуже оберегает.

– От чего похуже? – с недоумением в голосе спросила женщина. – Тебя из партии исключили, с работы уволили. Соседи шепчутся, что ты вор. Куда уж хуже?

– Как знать… – тихо, еле слышно ответил Чикатило и опустил крышку чемодана.

Провожать Некрасова в аэропорт поехали помирившиеся Витвицкий и Овсянникова. Они стояли в зале вылета, ожидая приглашения на посадку.

– Ну что ж, коллеги, давайте прощаться, – сказал Некрасов.

– До свидания, Евгений Николаевич, – Овсянникова в европейской манере протянула ему руку.

Профессор взял ее ладонь, но вовсе не для рукопожатия. Куртуазно изогнувшись, он поцеловал девушке руку, причем сделал это так похотливо и жеманно, что стоявшему рядом Витвицкому стало неловко.

Некрасов отпустил руку Овсянниковой, протянул ладонь Витвицкому.

– Виталий Иннокентьевич…

Капитан ответил на рукопожатие.

– Когда поймаете, обязательно дайте мне знать, – напомнил Некрасов.

– Не волнуйтесь, Евгений Николаевич, я понимаю, как это важно для вашей работы, – кивнул Витвицкий.

– При чем здесь моя работа? – хмыкнул ученый. – Это в первую очередь важно для вашего расследования. Ты меня извини, но его разговорить надо будет. Кто это сможет сделать?

– А вы считаете, что никто, кроме вас, этого не сможет? – ревниво поинтересовался Витвицкий.

– А кто? – искренне удивился Некрасов.

Витвицкий отвел взгляд.

– Вот то-то и оно. Ну, все, молодые люди. Как говорится, долгие проводы – лишние слезы. Успехов вам.

Профессор развернулся и не оглядываясь пошел на посадку. Бывший ученик проводил его недовольным взглядом.

– Ты чего? – спросила Овсянникова.

– Он разговаривает со мной как с мальчишкой! А я давно уже не его студент. И мне не нравится, как он на тебя смотрит.

– И как же он на меня смотрит?

Витвицкий помолчал и ответил с интонацией Овсянниковой, практически повторив сказанное ею некоторое время назад:

– Так смотрят на женщину, когда ее хотят.

Девушка улыбнулась, но ничего не сказала.

…Некрасов скучал в очереди у выхода на посадку. Стоявший перед ним интеллигентного вида мужчина протянул сотруднице аэропорта документы.

– Вот. Паспорт, билет и командировочное удостоверение…

Сотрудница аэропорта, усталая немолодая женщина с ярко накрашенными губами, посмотрела на мужчину как на полное ничтожество.

– Свидетельство о рождении еще.

– Что, простите? – не понял мужчина.

– Ничего. На кой мне ваше командировочное? – раздраженно спросила она, вернула мужчине документы, посмотрела на Некрасова.

– Что стоим, мужчина? Ваш билет.

Профессор несколько секунд осмысливал услышанное, затем резко повернулся и практически бегом бросился обратно. Сотрудница аэропорта тяжело вздохнула – мол, в дурдоме день открытых дверей, повернулась к следующему в очереди на посадку пассажиру. Тот, не дожидаясь приглашения, уже протягивал билет.