– Садитесь, – сказам Вирджинии полковник Орлов. – Вы просили свидания с представителем американского посольства. Пожалуйста, мы соблюдаем международные законы.

Кугель представился, показал Вирджинии свои документы, потом спросил:

– Вы хотите сделать какое-нибудь заявление?

– Хочу, – сказала Вирджиния. – Я утверждаю, что ни Роберт Вильямс, ни я не брали у этих диссидентов никаких материалов и мы понятия не имели о том, что находится в подкладке нашей одежды. Я думаю, что эти антисоветские материалы появились в нашей одежде потом, после ареста. Во всяком случае, их извлекли из одежды не в моем присутствии. Мало ли что можно было туда подложить! Алмазы, секрет атомной бомбы!…

«Н-да, – подумал Кугель, – она избрала далеко не лучшую тактику». Но вслух спросил:

– А почему в таком случае Роберт напал на офицера КГБ? Он же не знал об этих документах…

– Я уже объясняла им сегодня. Роберт воевал во Вьетнаме и был там контужен, но мы это скрыли в анкете – боялись, что нам не дадут из-за этого разрешение приехать в Россию. Но я уверена, что вы подтвердите им, что он был контужен во Вьетнаме. – Глазами она кричала, внушала Кугелю, чтобы они обязательно подтвердили это русским. – А когда мы приехали сюда, мы сразу увидели, что за нами установлена слежка. Он даже хотел тут же уехать обратно, но боялся, что это будет еще подозрительней. К тому же он был болен, с температурой. И когда нам устроили эту провокацию в Ленинграде, он мне сказал, что, если нас арестуют, он живым в руки не дастся. Я думаю, если вы запросите Вашингтон, вам пришлют документы, что Роберт был контужен во Вьетнаме, и вы покажете эти документы русским…

И снова ее глаза обжигали Ларри Кугеля какой-то настойчивой требовательностью, приказом. Да, подумал Кугель, странная женщина. И странная форма защиты – ведь судить будут не покойного Вильямса, а ее. И даже если этот Роберт Вильямс воевал во Вьетнаме, зачем русским подкладывать ему в одежду антисоветские документы? Ерунда! Наверняка Роберт Вильямс сам связался с этими диссидентами. Тем более, если его контузило во Вьетнаме взрывом русской гранаты или русского снаряда. Хотел насолить Советам, это ясно. Вот негативная сторона нашей свободы, подумал Кугель. Немыслимо вообразить, чтобы советский человек сам, по своему почину, без приказа КГБ летел в чужую страну и устраивал там антиправительственные акции. А американцы летают куда угодно, делают что хотят, а потом выручай их то из турецких тюрем, то из советских! Вот как эту женщину. Да, нужно что-то придумать для нее, нужно подсказать ей другую версию защиты. Но какую?

– Я думаю, Вирджиния, – сказал он, – что вы недостаточно хорошо знали своего мужа. Ведь вы познакомились с ним недавно, не так ли? Если он воевал во Вьетнаме, значит, у него могли быть какие-то свои счеты с русскими, о которых вы не знали. И не исключено, что он действительно взял у этих диссидентов какие-то материалы, вшил их в свое пальто и в вашу шубу, а вы об этом ничего не знали, вы понимаете? – Теперь его глаза пытались внушить ей эту версию: она ничего не знала, во всем виноват ее погибший муж. – Очень благородно с вашей стороны защищать его, но он уже все равно погиб, вы понимаете?! Боясь разоблачения, он поступил слишком вспыльчиво, тем более при его контузии, но вы об этих документах ничего не знали, вы меня понимаете?