Эти занятия заряжали генерала на весь день. Нина Антоновна приучила генерала ежедневно читать лондонскую «Таймс» и «Вашингтон пост», и последние годы он все с большим удовольствием видел в этих газетах свои фотографии и читал свое имя. При каждом новом слухе о болезни Брежнева западные журналисты, не стесняясь, деловито обсуждали, кто захватит власть в Политбюро в «послебрежневскую эру». Имя генерала Андронова уже все чаще входило в ведущую тройку или четверку, на которых ставили западные советологи и журналисты. Правда, предпочтение они все время отдавали то секретарю ЦК украинцу Кириленко, то новому любимцу Брежнева Константину Черненко, не понимая, что вызванная Хрущевым некоторая демократизация партийной власти сильно укрепила русское ядро внутри партократии. Ставленники украинских партийных организаций Хрущев и Брежнев вынуждены были заигрывать с русскими и выдвигать на руководящие посты коммунистических лидеров Сибири, Урала, Поволжья. И генерал Андронов исподволь сам направлял это выдвижение и поощрял русофильские течения в интеллигенции. Он прощал кинорежиссерам, театральным режиссерам, писателям и художникам любые их модернистские выходки и даже смотрел сквозь пальцы на их весьма смахивающее на диссидентство фрондерство к советской власти, если они в своих фильмах, книгах, пьесах и картинах проповедовали русофильство, возрождение русского духа. Некоторые такие художники, поняв, откуда дует «ветер истории», начинали открыто сотрудничать с КГБ, другие даже не подозревали, почему им разрешают делать то, что не разрешают делать сотням других. И только Андронов видел всю перспективу: с помощью этого русофильства он исподволь внушал стране, что после грузина Сталина, после украинских ставленников Хрущева и Брежнева, Россия, русская партократия не имела больше права пустить к власти какого-нибудь очередного украинца Кириленко или Черненко или какого-нибудь белоруса Мазурова. Прямо скажем, и Леонид Брежнев засиделся в Кремле – 17 лет держит власть в своих руках. А ведь годы не только у него из-под рук уходят, но и у того, кто ждет своего часа, готовится, подбирает ключи к своим соперникам и учит, учит английский язык, чтобы стать руководителем советского государства нового типа и первым после Николая Второго правителем Российской империи, способным разговаривать с послами и руководителями других государств без всяких толмачей и переводчиков.
Эта мысль грела самолюбие генерала – он знал, что дождется своего часа, но все-таки подмывало ускорить этот час, приблизить его. Неужто Брежнев сто лет собирается жить? Нет, надо потрепать ему сердечко, проверить – авось не выдержит очередной встряски, скажем, публичного скандала с любовником дочери или разоблачения взяточничества своего шурина и сына…
Но и собственное здоровье генерала уже давало предупредительные звонки. Диабет, черт бы его побрал. Врачи требовали, чтобы он уехал на отдых, хотя бы месяц посидел на строгой диете и главное – расслабился, отпустил нервы. Но генерал считал всех врачей идиотами. Они не понимают простой вещи: на войне солдаты не болеют. Грязь, окопы, проливные дожди, жара, морозы, неделями солдаты спят на снегу и – ни простуд, ни заболеваний. Нервная система сильней любой брони. Но что будет, когда он выиграет свою войну? После любой войны количество заболеваний в армиях стремительно возрастает – это тоже статистика. Нервная система расслабляется, ее не обманешь никакими уловками. И поэтому надо спешить, спешить убрать этого Брежнева, пока собственная нервная система не исчерпала всех своих ресурсов.