Но на этот раз конец был близок. Мари оставалась без движения уже десять дней, а серьезная тревога поднялась около девяти вечера в канун Нового года. Ее сердце остановилось на три секунды, а потом само забилось снова, как старый дизель. Мари продолжала бороться – свидетельством тому была мозговая активность, – но врач был уверен, что она вознесется на небеса в эту особенную ночь, когда сменяются год, век и тысячелетие. В 2000 год.

Вокруг нее собрался немногочисленный кружок родственников. Ее долголетие взяло верх над двумя ее детьми и пятерыми внуками, умершими уже давно, как и над несчастным покупателем, которому она продала свой дом на условиях пожизненного пользования тридцать лет назад. Клер, ее сорокалетняя правнучка, стояла у ее изголовья вместе со своим мужем Рафаэлем.

Клер в тот вечер дежурила в родильном отделении, находившемся двумя этажами ниже: она помогала производить на свет младенцев. Свою прародительницу она всегда знала такой: с лицом, изборожденным глубокими белыми морщинами, наполовину глухой и слепой, после ста двадцати лет неспособной передвигаться, а в последние месяцы жизни еще и неспособной самостоятельно есть и пить. Эти неудобства, однако, не помешали престарелой даме похоронить за последние девять лет половину постояльцев своего дома для престарелых.

Всякий раз, когда Клер видела, в каком состоянии ее прабабушка, она задавала себе одни и те же вопросы. Зачем продолжать жить в подобных обстоятельствах? Почему Мари так упорно не хочет покидать землю? Разве не достаточно она пожила? Почему их, ее и Рафаэля, дочь Ариана, которой едва исполнилось семь лет, страдает лейкемией в последней стадии, подлой болезнью, которая унесет ее через несколько недель, а у этой дряхлой женщины, которая лежала перед ней, едва дыша, никогда не было и тени метастазов?

Словом, в уход Бессмертной Ба, как ее любовно именовали, уже давно не верилось. Иногда даже казалось, что Богу надоело играть в кости и Он забыл старуху где-то на уголке стола для блек-джека. И однако – чтобы не сказать «наконец» – ее неистощимое сердце в последний раз сократилось в 23 часа 57 минут. Ее грудь опала, энцефалограмма показала прямую линию. Все было кончено.

Клер не заплакала, она только осторожно и уважительно высвободила свою руку из еще теплых пальцев прабабушки. Какая-то часть ее, возможно большая, погрузилась в печаль, зато другая испытала облегчение при мысли, что больше не придется платить свою месячную долю за дом для престарелых инвалидов. Собственные банковские счета Бессмертная Ба давно опустошила. Клер сможет потратить эти деньги на Ариану, хотя малышка, лежащая в палате этажом ниже, уже никогда не выйдет из клиники.

Почему мы вовсе не равны перед лицом смерти?

– Ей наверняка хотелось попасть в новое тысячелетие, – сказал врач. – Она не дотянула всего каких-то пять минут столь насыщенной жизни. Давайте немного подождем. Если вы не возражаете, в свидетельстве о смерти я поставлю 00:01. Таким образом она перекроет три века. Просто невероятно.

И они подождали. Стрелки стенных часов над дверью сошлись на двенадцати. Электронные часы на всех возможных приборах одновременно показали 00:00. Кто-то робко проговорил: «И все-таки с Новым годом!»