— Так жаждете избавиться от моего общества? — проронил он, ухмыляясь.

— А вы как думаете?

— Думаю, что повелителю следовало быть с вами пожестче. Тогда бы вы поняли, наконец, свое место.

От моих щек отхлынула кровь, сразу в озноб бросило. Меня удивила реакция Пофигиста. Вместо того чтобы обрадоваться, что очередная колкость уязвила гораздо сильнее, чем обычно, он перестал улыбаться. Глухо проговорил:

— Простите. Мне не следовало этого говорить.

— К чему извиняться, если на самом деле вы сказали правду. Вам бы хотелось видеть меня сломленной и растоптанной, правда? Тогда вы были бы довольны, что глупая человечка получила то, чего заслуживает, — с горечью произнесла я.

— Это не так, — лорд Финдред резко схватил меня за руку и притянул к себе. Его губы подрагивали от волнения. — Я сожалею о том, что у вас сложилось превратное мнение обо мне.

— Тогда почему вы так себя ведете? — я пытливо вглядывалась в его лицо, не обращая внимания на то, что нас могут видеть и слышать другие. Надеялась, что радость от встречи с Олетой отвлечет внимание от нас.

— Понимаю, что никогда не получу того, чего хотел бы, — его губы приблизились к моему уху. Последние слова он сказал так тихо, что я едва услышала. — И бешусь от того, что не могу избавиться от мыслей о вас.

— Мне жаль, — чувствуя, как меня охватывает дрожь, произнесла я, — но я ничего не могу предложить вам. Не могу ответить взаимностью.

— Я это знаю, Ирина, — в его голосе промелькнула горечь. — У вас есть более могущественные поклонники.

— Дело не в их могуществе, — я дернулась, высвобождаясь из его рук. — И вы прекрасно это знаете.

Тут отвлек гомон собравшихся, соизволивших обратить внимание и на нас. Олета представляла меня и лорда Финдреда односельчанам, и мы получили свою толику местного гостеприимства. На демона смотрели с боязливой почтительностью. Он явно для них был существом словно из иного мира — тем, перед кем привыкли преклоняться. Меня же воспринимали обычной ведьмой — человечкой и отнеслись гораздо теплее и без какой‑либо почтительности. Последнее вполне устраивало. Хоть раз удастся избежать косых взглядов по поводу всех этих сплетен, ходящих обо мне. До оборотней вряд ли подобные слухи доходили.

В честь возвращения Олеты вечером планировался праздник. Из вежливости на него пригласили и лорда Финдреда. Он с чуть презрительной улыбкой отклонил приглашение, сказав, что ему пора возвращаться. Я вздохнула с облегчением, глядя, как он вскакивает на свою платформу и уносится прочь. Всем поселением нас проводили к дому семьи Олеты и, наконец, толпа рассосалась. Подруга упросила мать разрешить нам пойти в лес. Сказала, что хочет показать мне местность. Женщина, хоть и не выглядела особенно довольной тем, что дочь хочет слинять сразу по приезде, все же не стала возражать.

Взявшись за руки, мы помчались к виднеющимся в отдалении деревьям. Воздух в лесу был просто волшебным и свежим, и я с наслаждением вдыхала его полной грудью. Олета рассказывала, как называются те или иные растения, говорила о зверях, следы которых умела видеть. Потом привела на небольшую полянку, всю усыпанную вкуснейшими ягодами, похожими на землянику. Пока я, радостная и возбужденная, собирала нежданную добычу, Олета с трепетом в голосе произнесла: