Варя кивнула и, дрожа всем телом, вошла в палату.

Девочка лежала на кушетке, укрытая тонким покрывалом. Кожа на её лице напоминала папирусную бумагу, губы едва заметно тряслись. Словно ощутив, что кто-то к ней подошёл, она открыла веки. Склеры её глаз были окрашены в ярко-красный.

– Здравствуйте. – Сказала Варя и включила камеру на телефоне.

Девочка что-то шепнула.

Следователю пришлось наклониться над её лицом, чтобы хоть что-то расслышать.

– Настя, расскажи, как ты очутилась в этой квартире? – Попросила она.

– Мы… – Воздух со свистом вырвался из легких девочки. – Мы пошли на танцы, зашли купить воды. К нам подошла бабушка… сказала, что не может открыть дверь, просила помочь.

– И вы пошли?

– Да. – Она хотела кивнуть, но сил не осталось.

– И что случилось дальше?

– Мы поднялись к ней на пятый этаж, дверь открыл её сын. Бабушка предложила нам попить. Мы вошли, и он запер дверь. – Девочка закрыла глаза, чтобы перевести дух. Затем продолжила: – Наташу он убил сразу. Ударил ножом в горло, а потом в сердце. Мы закричали. Тогда он стал колоть нас. А потом приковал наручниками к батарее.

– А что с Наташей?

– Он расчленил её труп и заставил Катю срезать мясо. Она отказалась, он её избил и убил. Потом лёг спать, а бабушка вынесла останки из дома. А из… из остального мяса… сварила суп.

– Из Наташи?

– Да. И из Кати. Её тоже бросила в суп. И заставила меня есть.

– А он? Её сын? – Тихо спросила Варя.

– Он проснулся и стал фотографировать меня. – Голос девочки становился почти неслышимым.

Она закрыла глаза, и Варя стала ждать, когда она наберется сил для нового признания. Но этого не произошло. Настя больше не открыла глаз. Это были её последние слова. Последнее интервью.

Следователь всё прислушивалась и прислушивалась к дыханию, но тщетно. Тогда она позвала врачей. Те констатировали смерть Насти.

Варвара Комарова не помнила, как добралась до отдела. У неё не было сил говорить с кем-то или просить кого-то её подвезти. Кажется, она просто шла по ночным улицам и рыдала: беззвучно, но отчаянно. И ненавидела себя за то, что не подошла в больнице к родителям девочки. Она не хотела присутствовать там в тот момент, когда врач сообщит им о её смерти.

Она украла у них последние минуты жизни их ребёнка. Настя могла сказать родителям, как сильно их любит, и испустить последний вздох у них на руках, а вместо этого рассказывала ей о зверствах, творимых Лисицыным, переживая этот ужас снова и снова.

Егор обнаружил Варю, сидящей на диванчике и не способной выдавить ни слова, далеко за полночь. Он как раз вернулся с допроса и сам не прочь был выплакаться хоть кому-то, но, увидев её в таком состоянии, просто закрыл кабинет, достал из сейфа коньяк, налил двойную порцию и протянул ей.

– Пей. – Сказал мужчина, буквально вкладывая стакан в её руку.

– Она умерла. – Прошептала Варя, сняла очки и положила на столик.

– Я знаю. Мне звонили из больницы. Пей. – Проговорил он.

И Комарова залпом выпила коньяк.

Лунёв налил себе, выпил и сел рядом с ней, широко расставив ноги и опустив лицо в ладони.

– По документам он всё ещё проходил лечение, поэтому мы не нашли его сразу. – Сказал он через минуту. – Несколько лет назад Лисицына уже лечили от шизофрении, но признали выздоровевшим и отпустили. Когда-то у него была девушка, она решила бросить его, тогда он запер её в квартире и стал издеваться. Она умерла от сепсиса, и никто даже не подумал сперва, что это он виноват. Но следователь оказался дотошным, доказал его причастность, и тогда Лисицына направили на лечение.