Во время возникающей раз в два года Паники, когда Город штурмует известная своими чувствительными, обнаженными нервами Полиция Грез, Отщепенцы спасаются в самых глубоких расщелинах стены, закупориваясь в глиняных ячейках и неделями пребывая в биостазе. В эти мрачные, страшные дни Рептилии все быстрее и быстрее мечутся по улицам, их вопли со сверхзвуковой скоростью обгоняют друг друга, их гибкие черепа колышутся на зловещих ветрах ничтожной агонии.
Полиция Грез рассыпается на катышки гнилой эктоплазмы, выметаемые старым джанки, кашляющим и харкающим на предрассветных ломках. Появляется Человек Отщепенцев с гипсовыми кувшинами жидкости, и Рептилии приходят в себя.
Воздух вновь неподвижен и чист, как глицерин.
Матрос засек свою Рептилию. Он продрейфовал поближе и заказал зеленый сироп. У Рептилии были круглый дисковидный ротик из бурого хряща и ничего не выражающие зеленые глаза, почти целиком прикрытые тонкой пленкой век. Матрос подождал часок, пока тварь не уловила его присутствия.
— Есть яйца для Толстяка? — спросил он, и его слова возбудили волоски на веере Рептилии.
Рептилии потребовалось два часа, чтобы поднять три розовых прозрачных пальца, покрытых черным пухом.
Несколько Пожирателей Мяса лежат в блевотине, не в силах пошевелиться. (Черное Мясо, подобно несвежему сыру, невыразимо приятно на вкус и вызывает тошноту, так что Пожиратели едят все больше, и блюют, и снова едят, пока не упадут в изнеможении.)
Накрашенный юноша проскользнул внутрь и схватил одну из больших черных клешней, которые издавали приторный, тошнотворный запах, клубившийся по всему кафе.
Больница
Заметки о дезинтоксикации. Паранойя раннего отнятия. Все приводит в уныние... Тело безжизненное, рыхлое, ослабшее. Кошмары отнятия. Кафе, уставленное зеркалами. Пустое... Чего-то жду... В боковой двери появляется человек... Хрупкий маленький араб, одетый в коричневую джеллабу[30], с седой бородой и серым лицом... У меня в руке кувшин с кипящей кислотой... Охваченный пароксизмом неотвратимости, я выплескиваю кислоту ему в лицо...
Все похожи на наркоманов...
Погулял немного в больничном дворике... Кто-то пользовался без меня моими ножницами, они испачканы какой-то липкой рыже-бурой мерзостью... Наверняка эта сука-санитарка обстригает ими свою мочалку.
На лестнице толпятся жуткого вида европейцы, они перехватывают сестру, когда мне нужно лекарство, выливают в раковину мочу, когда я умываюсь, часами занимают туалет — вероятно, выуживая напалечник с бриллиантами, который запихнули себе в жопу.
И в самом деле, по соседству со мной появился целый клан европейцев... Престарелой мамаше делают операцию, а дочь приехала вместе с ней — проследить, чтобы старую манду обслуживали как следует. Странные посетители, по-видимому родственники... Один из них вместо очков носит штуковины вроде тех, что вкручивают себе в глаза ювелиры, когда осматривают камни... Вероятно, спившийся огранщик алмазов... Человек, который угробил Трокмортонский Бриллиант[31] и был с позором изгнан из отрасли... Все эти ювелиры стоят в своих фраках вокруг бриллианта в ожидании Человека. Погрешность в одну тысячную дюйма полностью разрушает камень, и им приходится специально выписывать из Амстердама этого типа... И вот он, мертвецки пьяный, появляется с огромным отбойным молотком и, пошатываясь, крошит бриллиант в пыль...