Фух! Проснулся!
– Эй, парень, ты чего орёшь? Чего тебе не надо? – над Вовкой склонилась милая медсестричка. Большой бюст, пуговка не застёгнута верхняя. И четвёрка прямо вывались наружу при наклоне, а ещё халат на бёдрах натянулся, и там щель образовалась, между полами …
– Эй, парень, ты чего орёшь? – усатый и лысый санитар (хотя, нет, санитарище) тряс Фомина за плечо. – Укол ставить пришёл. Переворачивайся.
Вчера было. Сегодня вон генерал пришёл проведать.
– Так молния ведь не в брата Мишку долбанула, а в меня, да там, на футбольном поле, ещё два десятка пацанов было. А эта молния, будь она неладна, именно в меня шандарахнула. Я несчастья притягиваю. Или после её удара притягивать стал?! Второе более вероятно, так как в детстве я такого за собой не замечал. – Фёдор Челенков и сам на эту тему задумывался. Почему всякие приключения на него сыпятся? Вот к такому выводу пришёл. Правда, второй вывод, который тоже напрашивался, был, как бы, правдоподобней, что ли. Он, ведь, «Историю» пытается поменять. А она, эта «История», всячески сопротивляется. И придумала простой способ, втравливать этого Фомина в неприятности, желательно с получением черепно-мозговых травм. И чем сильнее он её пытается изменить, тем сильнее ему перепадает. Тут задуматься стоит, а что если ему удастся ход этой «Истории» изменить настолько, что СССР поедет и попытается выиграть Чемпионат Мира по футболу в 1950 году. А ведь у СССР сейчас один из самых вероятных шансов. Так «История», чтобы Уругвай без золота не оставить, может и из какой снайперской винтовки пулю остроконечную в голову залепить. Будет черепно-мозговая травма несовместимая с жизнью.
– Скажу я Наташке, чтобы она подальше от тебя держалась, да и сам забуду, как звать тебя. Вы, кто молодой человек? – Аполлонов сделал брови домиком.
– Правильно, – мотнул головой Фомин и зацепил бинт о пуговицу на подушке, – А-аа.
– Чего орёшь, пошутил я! – Подскочил Аркадий Николаевич.
– Рану задел. Больно. – Потрогал бинты Вовка.
– Ладно, Володька. Выздоравливай. Стой. Главное-то я тебе не сказал, зачем приходил. Вот, – Аполлонов достал папку из портфеля, с которым припёрся в палату. Красная с гербом СССР золотым на обложке сафьяновой. – Держи. Нет. Я ничего не организовывал. Сами.
Вовка взял папку и открыл, там грамота находилась. Прочёл. Министерство Внутренних Дел Узбекской ССР награждает почётной грамотой комсомольца Фомина Владимира Павловича за помощь в разоблачении преступной банды и задержании особо опасного преступника. Круто.
– Что поймали этого извращенца фиксатого?
– Извращенца? – генерал снова сел, – Не понял.
– Ну, я когда очнулся, то он с меня штаны снимал. Я и подумал, что он того … мужеложец.
– Ха-ха, – Аполлонов минут пять ржал в полный голос, и санитар заглядывал, и врач, и даже милиционер, что, очевидно, вызван был от входа.
– Мне не смешно было, – изобразил обиду Вовка.
– Всем расскажу. А нет. Наташке не буду. Да и Ленке. Тоне … Блин тоже нельзя. Ну, вот, что ты за сволочь Фомин! Такой анекдот, и не придумаешь сам-то. Эх, жаль. Ладно, никому, не буду рассказывать. Да, поймали их. Третьим в их банде, как раз милиционер из аэропорта был, который тебя посадил в каталажку. Он и вывел на подельников, когда прижали его, да вдумчиво побеседовали. Восемь трупов на них.