– Серега, ты точно рецепты не перепутал? Сдается мне, какой-то слезоточивый газ у тебя получился. Или хуже того – нервно-паралитический. Нас самих бы не накрыло.

Слова Бориса были шуткой только наполовину. Воняло мерзко, началась резь в глазах, но дыма все не было. Как и реакции перквизиторов: какой-то она ведь должна быть?

– Выдержка, Борюнчик, и еще раз выдержка! – ответил ему Трофим.

Хотя я готов был поклясться – он и сам далеко не уверен, что справился с тем, за что взялся по собственной инициативе. Затем наконец повалил дым. Густой, в темноте непонятно какого цвета, и его становилось все больше и больше.

– Приготовились! – призвал я.

– Только бы Карпышев не замешкался! – почти в голос, как будто дым помимо видимости мог приглушить и звуки, пробормотал Остап.

– Ждать не будем. – Дыму хватало, но надолго ли? – Вперед!

Подавая пример, я рванулся первым и услышал за собой дружный топот.

– Трофим, две штуки!

Проклятый дым мешал и нам, ограничивая видимость в несколько шагов, и благо стена ущелья не давала потерять направление.

– Ложись! – уже не таясь, в полный голос проорал Трофим, и все послушно припали к земле.

Где-то там впереди, в ущелье, где должны скрываться перквизиторы, дважды рвануло, заставляя нас каждый раз вжиматься в камни. Намерение было не поразить, а дать им понять – гранаты у нас есть, мы ими раскидываемся вслепую, и, какие бы они там ни были все как один бестрепетные, взрывы обязательно на них подействуют. Жадры могут убрать многое – боль, страх, даже панику, но не самый могучий из всех наших инстинктов – инстинкт самосохранения.

Гудрон по собственной инициативе дал несколько коротких, на два-три патрона, очередей из пулемета, все с той же целью, и вот он – вход. Я до боли в глазах всматривался в перемешанную с вонючим дымом темноту, готовый стрелять на малейшее подозрительное движение, звук, но тщетно. Полсотни шагов или больше, кто их считал? И ни единой попытки остановить нашу атаку.

– Стоять! Держать позицию!

Черт его знает, какие должны быть команды согласно уставу: откуда бы мне их знать? Единственное, что связывало с армией, так это то, что отец был военным. Продвигаться дальше в темноту, по незнакомой местности не имело ни малейшего смысла. Как и уходить далеко от ущелья, по которому спасался Карпышев. А он спасался: даже сюда доносился топот ног и голоса. Но стрельбы не было, и это самое главное.

На какое-то время все мы замерли, каждый за своим укрытием, готовые к ответной атаке.

Но нет, минуло минут пятнадцать, шум за спиной давно утих, но никакого движения впереди. Дым развеялся, и напоминанием о нем осталась лишь легкая вонь.

– Отходим, поэтапно, мы прикрываем, – наконец решился я, посчитав, что Карпышев уже на месте.

– Зря только гранаты перевели, – вздохнул Остап.

Гранат действительно было жалко. Всем миром собирали, нашлось всего три, и теперь оставалась единственная.

– Ося, буду безумно рад их всегда так переводить! – возразил ему Гудрон. И пояснил: – Задача полностью выполнена, потерь нет.

– Согласен, – поддержал его Проф. – Бой в темноте – всегда та еще лотерея, и, случись он, могли бы уже и не разговаривать. Все, нам сигналят.