– Слава богу! Слава богу, вы пришли, месье!

Это было поразительно и невероятно – фехтовальный зал практически мгновенно умолк. Прекратились разговоры, смолк звон металла, не слышалось больше шарканья приставных шагов, возгласов радости от удачной атаки или огорчения от пропущенного укола. Не менее трех десятков разгоряченных занятиями фехтовальщиков, среди которых оказалось пять особ женского пола, одновременно повернулись в сторону входа, где и обнаружили мою скромную персону.

Я снял шляпу и отвесил всему залу одновременно легкий поклон. Надеюсь, вышло если и не совсем изящно, то, по крайней мере, вежливо.

В тот же миг рядом со мною возник гибкий мужчина среднего роста. Его длинные каштановые волосы волнами ниспадали на плечи. Щегольские рыжие усы весело топорщились в разные стороны. Прямо на меня смотрели полные доброжелательности и восторга карие глаза.

– Слава богу, вы пришли, сударь! – месье д’Эферон, а это, несомненно, был он, обернувшись к залу и по-свойски приобняв меня за плечи, громко возвестил:

– Дамы и господа! Шевалье Орлов собственной персоной!

Реакция присутствующих меня поразила. Отсалютовав мне шпагами, фехтовальщики сотрясли воздух троекратным «ура!», чем окончательно смутили мою не любящую выставляться напоказ натуру. Заметив мое состояние, хозяин заведения пришел на выручку:

– Господа, продолжайте в том же духе! У нас с месье Орловым деловой разговор!

Д’Эферон увлек меня за собой в дальний конец зала, где виднелась небольшая дверь в подсобные помещения. Проходя сквозь ряды посетителей фехтовального зала, я ловил на себе взгляды. Восторженно-ликующие у одних и сомнительно-вопросительные у других. «Что, черт возьми, здесь происходит?» – успел подумать я, прежде чем маэстро втащил меня в смежное помещение. Мы прошли по коридору мимо раздевалок, склада амуниции, еще каких-то помещений и стремительно ворвались в личный кабинет Пьера д’Эферона.

Кабинет представлял собой небольшую комнатку, заставленную книжными шкафами. Лишь половина из них была занята собственно книгами. Остальные были завалены большими и маленькими картинами, изображающими сражающихся людей, всевозможными свитками, свертками, обломанными клинками, прорисовками позиций, выпадов и парад. У окна стоял стол, тоже покоящийся под грудами грифельных и чернильных набросков. На верхнем я сумел разглядеть безголовые тела двоих соперников, один из которых только что атаковал, а второй парировал сильной частью клинка. Стрелочками было обозначено, как обороняющийся должен провести рипост в левое предплечье атаковавшего.

Хозяин извлек из внутренних отсеков стола бутылку красного кордобского вина тридцатилетней выдержки и два бокала, налил, уселся в кресло, жестом руки предложив мне занять второе.

– Как вино? – осторожно спросил он, когда я устроился в кресле напротив стола и пригубил из своего бокала.

– Великолепно, сударь. Не часто мне приходится пить такое.

– Да. Чем южнее растет виноград, тем больше в нем сладости, тем лучше выходит из него вино. Я придерживаюсь такого мнения.

– Согласен с вами, месье д’Эферон, однако сладкое любят не все. Один мой друг просто боготворит розовое танийское. Утверждает, что от него лучше работают мозги.