«Господи, прости! Ну, что за интриганы!» – Натали видела, Иван Константинович знал, о чем идет речь, а вот все остальные – нет.

– Вот как! Ты знал?! – воскликнула, воодушевляясь, княгиня Збаражская. – Знал и молчал!

– Хотел сделать тебе сюрприз, шер ами! – князь Збаражский улыбался самой искренней улыбкой. Однако Натали отчего-то в его искренность не поверила.

– Сделал! – хмыкнула Анастасия Романовна и коротко и как-то остро взглянула на Генриха. – Будут пирожные, «братец». Я привезла своего кондитера, он обещал испечь «кремшнит»[60] по-венски.

«Так мы празднуем победу? Любопытный состав…»

Натали поздравила Ивана Константиновича – теперь ничто не мешало ему стать императором – и отошла в сторону.

– Генрих, – сказала она тихо, он подошел к ней и встал рядом, словно предлагал спросить.

– Генрих, – спросила она, – мне просто любопытно… Какова девичья фамилия твоей матушки?

– Мою маму звали Анной, – так же тихо ответил Генрих. Казалось, вопрос его не удивил. – Анна Павловна княгиня Полоцкая.

– Сестра императора Константина Павловича…

– Да, я его племянник.

– И двоюродный брат нового императора.

– Выходит, что так.

«Боже мой, и для этого надо было становиться анархисткой?!» – получалось, что, не добив Генриха во время покушения, она забралась в одну из самых теплых постелей России. Оставалось решить, хочет ли она в ней остаться, но, на самом деле, все уже было решено, и отступать было поздно, некуда, да и незачем.

– Так я сплю с представителем правящей династии?

– Ты спишь со мной! – ответ прозвучал резковато, но все тем же тихим голосом. – А я с тобой!

– И оба мы не знаем, что с этим делать… – слова сорвались с губ сами собой и повисли в воздухе между ними – Генрихом и Натали – тяжелые, как камень, невесомые, словно пух.

Роман оказался едва ли не точной копией своего деда – Ягеллона-старшего. В особенности, если знать, каким Андрей Каземирович был в молодые годы. Высок, строен, косая сажень в плечах, твердый подбородок, лепные черты лица, прямой взгляд серых глаз. Таким Генрих и помнил Андрея Ягеллона. Во всяком случае, на ростовом портрете работы Репина он запечатлен таким. Полковник гвардии Ягеллон… Только волосы у Романа Збаражского другие – не черные, как у деда, а темно-русые.

– Рад знакомству, князь! – поручик Збаражский подчеркнуто сдержан, – аристократ, князь, соль земли Русской, но глаза… Контролировать взгляд Роман Иванович еще не научился. Во всяком случае, в такой нестандартной ситуации, как здесь и сейчас.

– Взаимно! – Генрих протянул руку. Рукопожатие вышло крепким, а взгляд…

– Матушка много мне о вас рассказывала… – Воспитанием поручика Збаражского и его самодисциплиной можно заколачивать гвозди, но человек не камень, тем более такой молодой человек.

«Хорош! Да, нет, о чем это я?! Великолепен! Вот где голубая кровь играет, как солнце в гранях бриллианта!»

Генрих улыбнулся, маскируя свою растерянность. Он не ожидал от себя такой эмоциональной реакции. Не мальчик, чай, чтобы суперлативами[61] сыпать. Даже мысленно. Тем более, мысленно.

– Я следил за вашей жизнью, Роман Иванович, – вот что Генрих сказал вслух. – Насколько это возможно, разумеется, находясь в изгнании. Вы ведь знаете, что происходило на самом деле?