– Н-да… Красиво жить не запретишь.

– Я старался, как мог, – довольно усмехнулся Генрих. Он остался стоять за ее спиной, по-видимому, наслаждаясь оттуда своим успехом.

– А размеры? – Натали тронула пальцами одно платье, другое, перевела взгляд на жакеты и блейзеры. – И как ты узнал…

Она хотела спросить о сочетании цветов, фасоне и покрое, но прикусила язык. Есть секреты, которые не хочется знать. Вообще.

– Молчи! – потребовала она. – Не отвечай! Это будет твоей тайной! А обувь?

– На этот раз у тебя будут даже украшения, – голос Генриха звучал ровно. Похоже, он не хотел выказывать эмоций. Может быть, боялся.

«Не исключено!»

– Ты купил мне украшения?

– По правде сказать, Бекмуратов помог мне получить кое-что из конфискованных ценностей. Все, как я и говорил, находится под опекой Министерства Двора. Но пару шкатулок – по случаю моего воскрешения – удалось получить прямо сейчас. Без волокиты. В качестве жеста доброй воли…

– Ты все еще злишься на него?

– На Бекмуратова? – удивился Генрих. – С какой стати? Он как раз вполне приличный человек, если иметь в виду тот гадюшник, в котором он делает карьеру. А Марго… Что ж, это ее выбор.

– Что мне надеть?

– Ну, это уже ты сама решай! – отрезал Генрих. Впрочем, отказ прозвучал в меру мягко. Или ей так только показалось.

– Это был одноразовый подвиг, Тата, – она обернулась и смотрела Генриху в глаза, делать это оказалось приятно. – По случаю форс-мажора, но в дальнейшем… Полагаю, ты найдешь время заняться своим гардеробом сама. Единственный вопрос, в обсуждении которого я готов принять участие – выбор нижнего белья. …Хотя бы иногда… – добавил он, оценив, должно быть, то, как взметнулись вверх ее брови и как краска заливает лицо. У нее случались иногда немотивированные приступы скромности. Неуместные и необъяснимые – не та она была девица, чтобы краснеть по пустякам, – но если накатывало, то ничего с этим уже не поделаешь.

– Ладно… посмотрим! Если заслужишь…

– Служить бы рад, – улыбнулся Генрих.

– Не бойся, Генрих, – улыбнулась и она, – прислуживать я тебя не заставлю. Другие желающие найдутся.

– Не найдутся. Я паркетным шаркуном не был раньше, не буду и впредь. Ты это, Тата, учти, когда будешь принимать решения. Соблюдать условности – одно, прогибаться – совсем другое.

Важные слова, и выражение лица подходящее.

«Да, Генрих, ты такой. И я тебе верю. Во всяком случае, в этом верю».

– Я надену темно-синее платье, – сказала она вслух, ломая линию разговора. – Как считаешь, это будет уместно?

– Вполне, – кивнул Генрих. – Я подожду тебя в кабинете. Просмотрю пока сводки, то да се… Вдруг за столом разговор коснется оперативных обстоятельств…

– Генрих, – она остановила его уже в дверях, – а ты кто теперь? Каков твой статус при Иване Константиновиче?

– Статус? – переспросил Генрих. – Даже не знаю, что тебе сказать, Наташа. Друг детства. Так, наверное.