— Этот пианино какой такой пришел? — обратился ко мне индиец.

— Этот пианино какой такой пришел? — повторил я вслед за ним.

Тогда он, кажется, понял свою ошибку и попытался задать вопрос снова:

— Как такой пришел?

Но я и сам толком не знал, как это пианино оказалось в нашем доме.

— От одиночества.

— Пианину было одиночество?

— Нет, речь не об этом, не о пианино и даже не обо мне…

Мне надо было сказать, что нам с женой было одиноко, но я не знал, как это объяснить, поэтому задумался и замолчал. Он немного подождал, сидя на стуле перед пианино, а потом ударил по одной из клавиш. Это была фа в малой октаве. Раздался «пустой» звук, клавиша опустилась вниз и так там и осталась. Я давно знал, что эта клавиша западает. Но Сатбир несколько раз прошелся по всем клавишам и, кажется, нашел еще пару таких же, о которых я не знал. Две из трех запавших клавиш постепенно поползли обратно вверх. Можно сказать, 2:1.

— Этот пианино давно не пел. Правда же?

И только тогда я понял, о чем он спрашивал.

— Верно, человек, который отдал мне этот инструмент, тоже так говорил. Сказал, что дочка играла на нем, когда ей было одиннадцать.

— Если не петь — не покупать.

— Оно досталось нам бесплатно.

— Бесплатно ничего не бывает, — твердо отрезал он.

— На блошином рынке бывает, если знать, где искать, — ответил я тем же тоном.

Он тут же уставился на меня так, словно не на шутку разозлился. Я решил, что продолжать разговор в таком духе нет ни смысла, ни желания, и стал придумывать, как можно разъяснить обстоятельства, при которых мы получили это пианино, но не мог подобрать слова. Он прожил в Корее уже три года и всего лишь пять месяцев назад начал серьезно изучать язык этой страны, и я не мог придумать, как теперь объяснить ему на корейском наше с женой одиночество. К тому же у меня начали закрадываться сомнения: а действительно ли он не знает то, о чем спрашивает? А вдруг ему известно, почему мы поженились и почему здесь сейчас стоит это пианино? К слову сказать, это был, по собственному выражению моей жены, «скажем так, друг», приехавший из Пенджаба сикх Сатбир Сингх, с которым, опять же по словам жены, она познакомилась, когда вела занятия по корейскому языку для рабочих-иммигрантов.

Я не совсем понимал, что значит «скажем так, друг». Еще меньше я стал это понимать, когда увидел, что этот друг — мужчина, с которым невозможно разговаривать. Дело не в том, что я не верю, будто бы взрослые мальчики и девочки могут просто дружить друг с другом, но я в принципе не мог поверить в рассказ жены о том, как она познакомилась с этим иностранцем, приехавшим на заработки в Корею. И когда я, вспылив, спросил у нее: «И чего ты теперь от меня ждешь?» — жена ответила: — «Ты прекрасно знаешь, что я ничего от тебя не жду. Правда же? Да и я просто сказала, что у меня появился, скажем так, друг».

На мой вопрос о том, как они сблизились и стали друзьями, жена ответила, что благодаря разговорам. Благодаря разговорам. В любом случае, каким бы нелепым все это ни казалось, с прошлой осени главным собеседником моей жены вдруг стал не я, ее муж, а как раз таки этот самый «друг».