— Да! — вдруг выпрямился лорд Эйгер. — И мое желание сбудется. Потому что чертова морская трава, в отличие от нашего фальшивого «колеса», лишь подменяющего одну реальность другой, соответствующей, исполняет желания по-настоящему, без подмен.

— Ты забыл о цене, друг мой, — печально улыбнулся Велливул Гронд. — Ты забыл, что отдашь за него самую большую ценность.

— Жизнь? — фыркнул лорд. — Плевать. Я готов.

— Тогда какой смысл, Джан?

— Ты поймешь это, когда выращенное мной древо теневой реальности накроет нашу. Накроет и заменит.

— Этого не произойдет. Не думаешь же ты, что мы с Миком все эти годы сидели сложа руки?

— Что ты хочешь сказать?

— Только то, что сегодня, сейчас, пока мы тут дружески беседуем, все твои плантации черной водоросли были уничтожены, а полиция массово арестовывает твоих подельников, Джан.

— Врешь! Нет! Ты… ты… — профессор захрипел и задергался.

Марго, завизжав «Папа!», рванулась к нему и даже сумела увернуться от лап охранников, но ничего не могла сделать скованными наручниками руками. Император прохрипел: «Врача, немедленно!».

В поднявшейся суете я закрыла уши ладонями и уткнулась лбом в колени. Почувствовала, как уплывает мир. Словно я лодка, а мир — это берег, оставшийся далеко-далеко.

Воспоминания накатывали такими же ленивыми волнами, как студенистая вода питательных чаш Чернушки.

Вот моя мама-биолог надевает на меня шлем с фильтрами и предупреждает: «Эли, не приближайся к воде и не снимай шлем, иначе это будет первый и последний раз, когда я беру тебя на станцию». Я согласна на всё! Я терплю ужасно неудобную маску, рассчитанную на пятилетнего ребенка, а мне уже семь, и я крупная девочка. Терплю жару от водолазного гидрокостюма, который, наоборот, мне велик, и пот, вместо того, чтобы выводиться через поры особой ткани, струится по телу и противно хлюпает в ступнях при каждом шаге. Мне слишком давно хочется увидеть все-все тайны нашей маленькой фермы. И — это надо тщательно скрывать — я мечтаю, чтобы наша Чернушка меня схватила, а я спаслась и имела право загадать желание. Какое? Конечно, счастья всем! Всем-всем-всем!

Мы и так счастливая семья, но вот наши соседи так несчастны, что вечно ссорятся, и маму это огорчает. Я хочу им счастья.

Следующая волна воспоминаний — я в школе за партой на уроке истории. Это скучно, я и так знаю все подвиги нашего клана целителей, выращивающего особое сырье на продажу. Наш род обладает особым свойством: мы устойчивы к очарованию Чернушки, она на нас не действует. Семейное предание гласит, что это стало первым желанием основателя рода, открывшего особые свойства растения. Мне скучно, и я с тоской думаю, что сейчас загадала бы свое желание — вырваться из этого скучного мира, где столетиями ничего не меняется. Чернушка разумна, она услышит. А я столько раз спасала от ее хищных плетей свою жизнь, что она задолжала мне много-много желаний.

И новая волна выносит меня в дивный сад, за стол, поставленный прямо под старой яблоней. Время от времени с нее под ветром срываются перезрелые яблоки и шлепаются кому-нибудь в тарелку. Это ужасно смешно, но в нашей патриархальной семье воспринимается как божий дар. За столом рядом со мной сидят родители, а напротив — симпатичный черноволосый парень и его родители. Это называется «сговор». С этого дня я считаюсь невестой, а сын наших соседей Тамир — женихом. Взрослые говорят о сборе урожая, поставках, чистке чанов и подготовке к предстоящей зиме. Тоска смертная. Я не хочу ни замуж, ни зимы, ни жизни, посвященной с утра до ночи уходу за растением. Одно и то же, одно и то же… Я хочу принца! Да. Принца. Чтобы он пришел и забрал меня отсюда. Я бы шла за ним рука об руку на край света по Звездному пути. И даже отсюда я слышу, как Чернушка трясется от хохота всем своим неимоверным телом, затянувшим дно лагуны как паутина. Сгустки ее плетей иногда напоминают мне очертания человеческого мозга. Но у Чернушки, конечно, все иначе. Ее плети — это и ее руки, и ее глаза, и ее мозг. Она научилась утешать меня на расстоянии. Каждый раз обещает, что все будет хорошо, и каждый раз обманывает.