Три дня спустя мы получили сообщение от секретаря: «Информирую вас о том, что главный министр уделяет огромное внимание вашей просьбе и, более того, осознает опасность промедления. Прилагаются все усилия для получения удовлетворительного результата. Сообщу, как только решение будет принято».

– Что именно он решает? – спросила я Касселя. – Стоит ли объявлять о прекращении огня? Стоит ли вообще вести с нами переговоры?

Этого Кассель не знал.

– Хочешь знать, что думаю я?

– Ты сомневаешься, что мы получим хоть какую-то помощь.

– Именно так. Извини. – Он уставился в пространство. – Мы уже многие годы противостоим Конфедерации. Помнишь, мы говорили, что людям свойственно обманывать себя, поддаваться на самоуговоры?

– Таких много.

– Верно. И чтобы выполнить вашу просьбу, им – администрации – придется сменить курс на прямо противоположный, что не добавит им политической популярности. Все решат, что главный министр ставит под удар миры Собрания без всякой необходимости.

– Речь идет о целой планете.

– Да.

– А в итоге все сводится к его политической карьере.

– Я этого не говорил. Я сказал – может быть. Или подумал.

– Кассель, меня удивляет, что ты мог вообще подумать такое. Ты когда-нибудь оказывался к нему настолько близко, чтобы прочесть его мысли?

– В каком смысле?

– Заглянуть ему в голову, так же как ты можешь заглянуть в мою.

Кассель снова поколебался:

– Да.

– Думаешь, он в состоянии это сделать? Сменить курс?

– Возможно. – Он положил большую руку мне на плечо. – Извини.

– И вы еще обвиняете нас в том, что мы дикари.

По неофициальным каналам Кассель узнал, что до принятия решения остается меньше недели. Цирцея познакомилась с «немым»-физиком и стала жить при лаборатории. Джамбри бродил по Новой Воларии, стараясь завязать как можно больше знакомств. Он даже несколько раз выступал с лекциями, говоря не столько о дипломатии, сколько о науке и культуре, благодаря чему обзавелся друзьями из числа влиятельных персон.

Мы с Алексом решили, что настал подходящий момент для визита к Селотте, и отправились в Музей инопланетных форм жизни.

Человечество занимало в нем главное место, как единственная из известных «немым» технических цивилизаций, кроме их собственной. Правда, вход в зал, посвященный людям, охранял аватар неандертальца. Бородатый и мускулистый неандерталец оглядывал зал враждебным и одновременно пустым взглядом. Когда посетители приближались к нему, он потрясал копьем, рычал, ворчал и совершал непристойные телодвижения.

В музее имелось большое собрание нашей литературы. Я с радостью отметила, что зал оружия несколько уменьшился в размерах после моего предыдущего визита. Нет, копья, ружья, излучатели и бластеры никуда не делись, но больше не занимали основное место в экспозиции. Похоже, Селотта узнала нас лучше.

Алекс проводил все время в Зале человечества, с вожделением разглядывая то один, то другой экспонат. Музей располагал обширной коллекцией скульптур, ламп, устройств связи, мебели, столовых приборов, дневников, спортивного снаряжения, религиозных текстов и прочих артефактов, возрастом до четырнадцати тысяч лет.