– Позвольте, я расскажу, что мы видим, – доктор Фрейзер кивнула на монитор, – вот этот круг, с неровными краями, зернистыми и серый – это слизистая вашей матки.

– Понятно. – Кристина вытерла глаза, стараясь сфокусироваться на мониторе.

– Внутри этого серого круга мы видим черное пятно, это жидкость, а в центре этой жидкости – белое пятнышко. Это и есть ребенок. Видите там как будто восьмерку? Или как будто один круг столкнулся с другим?

Кристина только кивнула – говорить она не могла.

– Это потому, что на этом сроке голова и туловище ребенка примерно одинакового размера. Иногда удается разглядеть ручку, но сейчас это вряд ли получится. А вот, как вы и сказали, его сердце – и оно бьется.

– Вау! – Кристине снова пришлось вытереть глаза.

– Все выглядит нормально, срок у вас девять недель. – Доктор Фрейзер повернулась к прибору и стада нажимать еще кнопки. – Мне нужно сделать кое-какие измерения, мы закончим через несколько минут.

– Спасибо. – Кристина не сводила глаз с экрана, с этого маленького белого пятнышка, внутри которого трепетало сердце ее ребенка – словно крылышки самой красивой бабочки на свете. Она чувствовала себя бесконечно уязвимой сейчас – и в то же время безмерно счастливой, она даже представить себе не могла, что такое счастье бывает, что ее могут захлестывать такой силы эмоции. Ее переполняла нежность, желание защитить это маленькое беленькое пятнышко от всех невзгод и несовершенств мира – и в то же время восхищение мудростью и силой природы, совершившей это чудо.

– Еще чуть-чуть, вот и все. – Доктор Фрейзер нажала еще одну кнопку, послышалось несколько щелчков – и в следующую секунду она держала в руке распечатанную фотографию.

– Первая фотография вашего малыша.

– Это просто удивительно! – воскликнула Кристина и снова заплакала, беря снимок дрожащими пальцами. Держать в руке фотографию ребенка было почти то же самое, что держать на руках самого ребенка. В душе она поклялась любить этого ребенка, заботиться о нем, защищать и ограждать его от любого зла. Потому что это не был «ребенок Розмари» – это был ЕЕ ребенок, а она была его матерью.

Процедура закончилась, Кристина осушила глаза, стараясь прийти в себя, и оделась. Они с Лорен подождали немного у стойки, где принимали оплату, заплатили по счету, а затем направились к машине. Они болтали, как обычно подтрунивая друг над другом, обсуждали УЗИ – но Кристина при этом чувствовала себя так, словно теперь внутри нее был отдельный, особенный мир, мир, в котором было место только для нее и ее ребенка. Ничего подобного раньше она не испытывала, и это немного пугало ее. На «Джетте» Лорен они ехали по шоссе мимо симпатичных домиков и высоких деревьев в «Моллюсковый рай» – и она вдруг особенно остро и отчетливо осознала, как это чудесно – быть беременной, осознала, что это и есть настоящее чудо и это чудо происходит с ней наяву, здесь, сейчас. И это ощущение не покидало ее, даже когда они вылезли из машины, вошли в ресторан, сели за столик и сделали заказ. Все чувства у нее были предельно обострены, она знала, что стать матерью этого ребенка – это лучшее, что она может сделать для мира, сердце подсказывало ей, что именно этого и жаждала ее душа всегда, даже до того, как родилась на этот свет в этом теле.