Вот после сна все заболело по-настоящему. Рана жарко пульсировала, суставы ныли, мышцы окаменели. Он знал, как бороться с этой всеобщей болью. Разминка, жестокая разминка. Издеваясь над собой, Сырцов темпераментно корячился минут десять. Ополоснув морду лица, просчитывающе оценил себя. Суставы и мышцы были в порядке, рана продолжала ритмично ныть. Слава Богу тампоны держались.

Облачаясь в брюки, рубашку, пиджак, Сырцов поочередно изучал предметы своего туалета. Брюки были в порядке и долларовая пачка в нажопнике тоже. Рубашка прострелена и влажновата после стирки, но сойдет. Повезло — замывы вокруг дыр на пиджаке малозаметны. Как и сами дыры.

Он окончательно оделся и проверил себя в одежде на движение. Порядок. Еще бы «байард» под мышку… «байард» уже наверняка в МУРе, и наверняка его отпечатки пальцев на «байарде». Как хорошо у них все получалось: два инкассаторских трупа с пулями от «байарда». И рядом труп отчаянного грабителя Сырцова, в предсмертной агонии выронившего из преступной руки убийственный «байард». А получилось, что он живой. Теперь его, живого, будут ловить или убивать сразу с двух сторон. Надежным ментам он бы сдался, но как определить надежных? Думать надо Сырцову, ох как думать! Нет, без Деда не обойтись.

В то мгновение, когда электричка тронулась от платформы Ярославского, он открыл люк и побежал. Болевыми ударами отдавало в боку, но он бежал и бежал в негустой тьме июньской ночи.

Он ворвался на платформу, когда от Москвы на нее надвигались два ярких и пока небольших глаза электропоезда. А когда же электричка распахнула двери, он увидел еще одного глазастого: по пешеходной дорожке к платформе мчался подозрительный автомобиль.

Захлопнулись двери вагона. Автомобиль опоздал. Но у него на связи наверняка кое-какие людишки, и, скорее всего, на «Яузе» Сырцова уже поджидают. В первый вагон, успеть до «Яузы» в первый вагон. Он успел и, задыхаясь, с первой площадки через грязное оконце внимательно изучал редких пассажиров на освещенной платформе.

Он их прочитывал на раз-два-три, кожаных этих качков с плохо сделанными беззаботными лицами. Первый — в самом начале перрона (начинает с последнего вагона), второй — по расстоянию — у четвертого вагона, сразу же третий — в пятый. Когда электричка затормозила окончательно, Сырцов увидел четвертого, последнего.

Ясненько. Первая пара шерстит четыре последних вагона, вторая — четыре первых. Один на один, конечно, никто из них выходить на него не собирается. Главная задача — обнаружить, а потом по переговорнику связаться с остальными. Ну, а кончить его можно прямо здесь. Сырцов перед тем, как шагнуть в угол, внимательно осмотрел вагон. Дремали двое пьяных, склонив буйные головы, да немытый бомж считал грязными пальцами сторублевки.

Сырцов оттянул половину раздвижной двери на себя. Он слышал, как качок ступил на площадку, слышал, как автоматически закрылся вагон, слышал, как тронулась электричка. Качок в вагон не входил. Видимо, высматривал его с площадки. Но войдет, войдет.

Он вошел. А Сырцов, используя ручку двери как точку опоры, взлетел и в полете подъемом правой ноги нанес качку страшный удар в подбородок. Качка швырнуло на площадку, он затылком ударился о железную стену и сполз по ней, как сопля по стеклу. Пьяные по-прежнему дремали, а бомж, бросив нелюбопытный взгляд на сырцовскую спину, зевнул и лег на скамейку.