— Неостроумно, — замечает кто-то из сопровождавших.
— Действительно неостроумно, — вздыхает Раневская. — Дело в том, что на пианино я оставила все билеты.
В разговоре Василий Катанян сказал Раневской, что смотрел «Гамлета» у Охлопкова.
— А как Бабанова в роли Офелии? — спросила Фаина Георгиевна.
— Очень интересна. Красива, пластична, голосок прежний.
— Ну, вы, видно, добрый человек. Мне говорили, что это болонка в климаксе, — ядовито отозвалась Раневская.
Сотрудница радиокомитета постоянно переживала драмы из-за своих любовных отношений с сослуживцем, которого звали Симой: то она рыдала из-за очередной ссоры, то он ее бросал, то она делала от него аборт. Раневская называла ее «жертва ХераСимы».
Раневская подходит к актрисе N., мнившей себя неотразимой красавицей, и спрашивает:
— Вам никогда не говорили, что вы похожи на Брижит Бардо?
— Нет, никогда, — отвечает N., ожидая комплимента.
Раневская окидывает ее взглядом и с удовольствием заключает:
— И правильно, что не говорили.
Раневская, приглашая в гости, предупреждала:
— Звонок не работает. Как придете, стучите ногами.
— Почему же ногами?
— Но вы же не с пустыми руками собираетесь приходить?
Даже хорошо относясь к человеку, Раневская не могла удержаться от колкостей. Досталось и Любови Орловой. Фаина Георгиевна рассказывала, вернее, разыгрывала миниатюры, на глазах превращаясь в элегантную красавицу Орлову.
Любочка рассматривает свои новые кофейно-бежевые перчатки:
— Совершенно не тот оттенок! Опять придется лететь в Париж.
Вернувшись в гостиницу в первый день после приезда на гастроли в один провинциальный город, Раневская со смехом рассказывала, как услышала перед театром такую реплику аборигена: «Спектакль сегодня вечером, а они до сих пор не могут решить, что будут играть!» И он показал на афишу, на которой было написано: «Безумный день, или Женитьба Фигаро».
Брежнев, вручая в Кремле Раневской орден Ленина, выпалил:
— Муля! Не нервируй меня!
— Леонид Ильич, — обиженно сказала Раневская, — так ко мне обращаются или мальчишки, или хулиганы.
Генсек смутился, покраснел и пролепетал, оправдываясь:
— Простите, но я вас очень люблю.
У Раневской спросили, любит ли она Рихарда Штрауса, и услышали в ответ:
— Как Рихарда я люблю Вагнера, а как Штрауса — Иоганна.
Раневская часто показывала, как Лиза — ее домработница, готовясь к свиданию, бесконечно звонила по телефону своим подругам: «Маня, у тебе бусы есть? Нет? Пока. Нюра, у тебе бусы есть? Нет? Пока».
— Зачем тебе бусы? — спрашивает Фаина Георгиевна.
— А шоб кавалеру было шо крутить, пока мы в кино сидим, — отвечала та.
Когда замужество наконец состоялось, Раневская подарила ей свою только что купленную роскошную кровать — для продолжения Лизиного рода.
А сама так до конца жизни и спала на тахте.
Раневская в замешательстве подходит к кассе, покупает билет в кино.
— Вы же уже купили у меня билет на этот сеанс пять минут назад, — удивляется кассирша.
— Я знаю, — говорит Фаина Георгиевна. — Но у входа в кинозал какой-то болван взял и разорвал его.
Иногда Фаина Георгиевна садилась на вегетарианскую диету и тогда становилась особенно чувствительна.