— «Сжала руки под темной вуалью» — это тоже моя Муля, — ответила она.

Я закричала:

— Не кощунствуйте!

Ахматова украсила время.

Сегодня у меня обедала Ахматова, величавая, величественная, ироничная и трагическая, веселая и вдруг такая печальная, что при ней неловко улыбнуться и говорить о пустяках. Как удалось ей удержаться от безумия — для меня непостижимо.

Говорит, что не хочет жить, и я ей абсолютно верю. Торопится уехать в Ленинград. Я спросила: зачем? Она ответила: «Чтобы нести свой крест». Я ей сказала: «Несите его здесь». Вышло грубо и неловко. Но она на меня не обижается никогда.

…Однажды в Ташкенте Анна Андреевна написала стихи о том, что, когда она умрет, ее пойдут провожать:

Соседки из жалости — два квартала, старухи, как водится, — до ворот.

Прочитала их мне, а я говорю:

— Анна Андреевна, из этого могла бы получиться чудесная песня для швейки. Вот сидит она, крутит ручку машинки и напевает. Анна Андреевна хохотала до слез, а потом просила:

— Фаина, исполните «Швейкину песню»!

Вот ведь какой человек: будь на ее месте не великий поэт, а средненький — обиделся бы на всю жизнь. А она была в восторге. Была вторая песня, мотив восточный: «Не любишь, не хочешь смотреть? О, как ты красив, проклятый!!!» — и опять она смеялась.

Когда я заставала ее на даче в одиночестве, она говорила: «Человека забыли».