— Что они сказали, Фаина?

— Что-что. Грудная жаба.

Завадский огорчился, воскликнул:

— Какой ужас — грудная жаба!

И через минуту, залюбовавшись пейзажем за окном машины, стал напевать: «Грудная жаба, грудная жаба».

Завадскому дают награды не по заслугам, а по потребностям. У него нет только звания «Мать-героиня».

Когда Завадский получил звание Героя Социалистического Труда, Раневская на следующий день позвонила Борису Михайловичу Поюровскому[5] и спросила:

— Вы уже поздравили?

— Да. А вы разве еще не поздравили?

— Нет, я не стала. Я, конечно, должна была это сделать, я его очень люблю, но не поздравила. Я его знаю дольше, чем вы. Он хотел быть народным артистом СССР — и стал им, хотел быть лауреатом Ленинской и Сталинской премий — и получил их. А теперь что он еще может хотеть? Разве что место на Новодевичьем кладбище. Ведь Нобелевскую премию театральным деятелям не дают, и он остался без цели в жизни. Это же самое страшное, когда у человека не остается никаких желаний. Я могу ему только соболезновать.

Завадскому снится, что он похоронен на Красной площади.

Когда у Раневской спрашивали, почему она не ходит на беседы Завадского о профессии актера, Фаина Георгиевна отвечала:

— Я не люблю мессу в бардаке.

Во время сложной репетиции одному из актеров никак не удается справиться с ролью. Завадский с воплем: «Пойду и повешусь!» — выбежал из зала. Все, кроме Фаины Георгиевны, заволновались. Раневская успокоила коллег:

— Не волнуйтесь. Он вернется… сам. Дело в том, что в это время Юрий Александрович всегда посещает т-туалет.

Юрий Завадский на собрании труппы:

— Сезон обещает быть хорошим.

Раневская шумно вздохнула:

— Но обещание опять не выполнит.

Завадский всегда разъяснит, к какому выводу актеры должны прийти своим умом.

Знаменитая балерина Галина Уланова, одна из жен Завадского, в детстве на вопрос о том, кем она хочет стать в будущем, уверенно отвечала: «Мальчиком!»

Услышав об этом, Раневская порадовалась:

— Хорошо все-таки, что ей не удалось стать мальчонкой, иначе Завадского обвинили бы в однополой любви.

В «Шторме» Билль-Белоцерковского Раневская играла «спекулянтку». Текст она сочинила сама — автор разрешил. После сцены Раневской — овация. «Шторм» долго шел в разных вариантах, но однажды Завадский ее «спекулянтку» из спектакля убрал. Раневская спросила у него:

— Почему?

Завадский ответил:

— Вы слишком хорошо играете свою роль, и от этого она запоминается чуть ли не как главная фигура.

Раневская предложила:

— Если нужно для дела, я буду играть свою роль хуже.

— Ох, вы знаете, у Завадского такое горе!

— Какое горе?

— Он умер.

Однажды Юрий Завадский, режиссер Театра им. Моссовета, с которым у Раневской были далеко не безоблачные отношения, крикнул актрисе в запале:

— Фаина Георгиевна, вы своей игрой сожрали весь мой режиссерский замысел!

— То-то у меня ощущение, что я наелась дерьма! — парировала Раневская.

— Вон из театра! — крикнул Завадский.

Раневская, подойдя к авансцене, ответила ему:

— Вон из искусства!

— Доктор, в последнее время я очень озабочена своими умственными способностями, — жалуется Раневская психиатру.