Но, возможно, она всё-таки испугалась тогда, в свой последний полёт на одномоторном самолётике. Олли много раз снился тот день, хотя её там не было. Она никогда не видела пожар в поле и застрявшие между ветвей деревьев обломки самолёта, которые постоянно возвращались к ней в кошмарах. Только слышала, как об этом говорили родственники. Отец принёс ей в школу мамины разбитые часы, сжимая их вспотевшей рукой. Он усадил Олли на скамейку под старой карией и начал говорить.

Она слушала молча. Долго-долго слушала, пока не почувствовала, что больше не может. Тогда Олли закричала, схватила часы и побежала к велосипеду. Она вскочила в седло и изо всех сил погнала к дому, не обращая внимания на ледяной дождь. Дрожа от холода в мокрой одежде, Олли взлетела по ступенькам на второй этаж и забралась на подоконник. Она не плакала. Не могла. Заплакать означало признать, что всё это правда.

Поэтому Олли открыла первый попавшийся роман и просидела с ним, пока глаза не затуманились. И даже тогда она не отложила книгу. Олли читала несколько дней подряд, почти ничего не ела и совсем не спала. Отец иногда подходил к её комнате – у него самого глаза покраснели от слёз, – стучал в дверь, оставлял еду и уходил. Олли с ним не разговаривала, даже видела его всего пару раз. Папа приносил пироги, пирожные, её самые любимые блюда. Она к ним не притрагивалась.

Может, думала Олли, однажды она вынырнет из очередного выдуманного мира, очнётся от книжного сна и вернётся в мир, где мама жива. Не вышло. Но Олли оставила себе разбитые мамины часы и никогда не снимала их – только ночью, чтобы положить под подушку.

Сейчас, шагнув на дорогу, Олли бросила взгляд на экран.

27:04. «БЕГИ».

Заход солнца в шесть ноль три. Похоже, это как раз через двадцать семь минут. Придётся довериться часам, а раз так, наверное, стоит последовать совету. «БЕГИ». Олли закусила костяшки пальцев и посмотрела в ту сторону, где расступался туман и вилась узенькая тропа.

Недалеко от дороги стояло пугало: выглядывало из-за дерева, подняв руку, сделанную из граблей. Одетое в старый чёрный костюм, оно было точь-в-точь как то, которому Брайан поправил шляпу. Нет, невозможно…

– Эй, Олли!

Она вскрикнула и резко обернулась. Коко Цинтнер неловко спрыгнула с последней ступеньки автобуса и приземлилась прямо в зелёную лужу. Олли ещё раз посмотрела на часы. 24:08.

– Ты правда уходишь? – спросила Коко, прошлёпав по лужам к ней навстречу.

– Да, – ответила Олли. Волосы, казалось, вот-вот встанут дыбом от страха. Она невольно покосилась на пугало.

– Я хотела попросить прощения, – сказала Коко.

– Всё в порядке, – отмахнулась Олли, не слишком внимательно слушая. Она наконец решилась и направилась в сторону леса.

– Ты куда? – крикнула Коко, едва поспевая за ней. – Почему ты так быстро идёшь?

– В лес, – ответила Олли, стараясь придать голосу уверенность. – Водитель сказал: «Сидеть на месте не советую». Вот я и не сижу.

Коко закусила подрагивающую нижнюю губу.

– Я с тобой. В автобусе меня обижают. – Она показала Олли слипшиеся от жвачки волосы и добавила: – И ещё мне страшно. Такое странное место.