Еды по-прежнему было мало. Помню, как я смотрела на Мириам и думала: «Она похожа на скелет. Интересно, я тоже так выгляжу?». Каждый раз, как мы что-то находили, мы сразу же все съедали. Оставлять еду «на потом» было невозможно. Мы тогда не знали, что после долгой голодовки наедаться до отвала опасно. У многих девочек вздулись животы, а одна из моих подруг, талантливый организатор, умерла от переедания.

Одним утром я с двумя близняшками отправилась к реке Висле неподалеку от лагеря. Вооруженные бутылками и контейнерами, мы намеревались расколоть лед и набрать запас чистой воды.

Когда я подошла к берегу реки, я заметила девочку моего возраста на другой стороне. Ее волосы были заплетены в косы, она была в чистом аккуратном платье и пальто. На ее плечах висел рюкзак – она шла в школу.

Я была поражена. Я не могла поверить, что мир, в котором люди были чистые, а девочки с косичками и бантиками и в аккуратных платьях ходили в школу, все еще существовал. Когда-то и я была девочкой с бантиками и ходила в школу. Почему-то до этого момента я думала, что весь мир жил, как мы, в концлагерях. Но, очевидно, это было не так.

Девочка посмотрела на меня в ответ. Я опустила глаза на свою потрепанную одежду, кишащую вшами, и ботинки, на два размера больше нужного. Я была измучена голодом и рыскала в поисках еды и воды. Не знаю, что подумала девочка, но, когда я на нее смотрела, я чувствовала, как во мне разгорается ярость. Это было предательство. Мы с Мириам ничего плохого не сделали! Мы были маленькими девочками, как и она. Почему мы жили в ночном кошмаре, а она, хорошенькая и чистенькая, жила идеальной, обычной жизнью? Это было неправильно, мой мозг отказывался это понимать. Но эта девочка стояла напротив меня. Я стояла напротив нее.

Спустя, как мне показалось, бесконечность, девочка поправила рюкзак и продолжила свой путь.

Я смотрела ей вслед, а когда она ушла слишком далеко, смотрела на пустое место, где она была. Я этого не понимала. Я не могла этого понять.

Тут у меня заурчало в животе; этот звук напомнил мне о голоде и жажде. Я нашла толстую палку и яростно ударила по замерзшей реке. Я била, пока не образовалась трещина; тогда я опустила в ледяную воду бутылку и повернула ее горизонтально. Из нее выходили пузырьки воздуха, а внутрь затекала чистая речная вода. Образ той девочки поселился в моей голове вместе с различными вопросами о внешнем мире.

Набрав столько воды, сколько были в силах унести, мы вернулись в лагерь. Там мы развели небольшой костер и прокипятили воду, чтобы убить всех микробов. Хотя это был не последний раз, как мы ходили к реке, я больше никогда не видела ту девочку.

Покинуть лагерь мы не могли, потому что со всех сторон шли бои – это было слишком опасно. Пули били по всем без исключения, не различая, кто друг, а кто враг. Мы жили в самом эпицентре сражения. Во внешнем шуме и грохоте мы научились уворачиваться от автоматных очередей. Если мы слышали особый вой, сразу бежали прятаться, потому что он означал приближение бомбы. Выстрелы раздавались из бункеров, где попрятались эсэсовцы, бросив нас у бараков.