– Хорошо, что его не отобрали. Во многих городках Летоса чужестранцам вообще запрещено ношение клинков. Потому что, не зная наших правил, они обычно начинают размахивать ими ближе к вечеру или к ночи, и тогда…

Шерон не продолжала. Понятно, что «тогда». Появлялись заблудившиеся.

– Отобрали, – кашлянула Лавиани. – Хотела бы я посмотреть на это.

Они обе старательно обходили острые углы касательно клинка сойки. По поводу ножа состоялся лишь один разговор, а после бывшая убийца Ночного Клана показала, что ей не интересна подобная тема и, более того, вызывает у нее жуткое раздражение да портит настроение до конца дня.

В тот раз, услышав от Шерон о статуях Шестерых, которые она вместе с Бланкой нашла в Аркусе, сойка лишь пожала плечами.

– Вполне вероятно, что так и есть.

Тэо, жонглировавший тремя небольшими, но достаточно тяжелыми бревнышками, сбился с темпа и не стал ловить то, что находилось в воздухе. Сделав три оборота, они с глухим ударом упали ему под ноги.

– Ты ли это? – спросил акробат. – Сразу соглашаешься? Обычно от тебя на подобные предположения можно услышать лишь «нет» и «что за чушь».

Лавиани зыркнула на него с видом лисы, у которой отбирают петуха, украденного из курятника.

– Начнем с того, что подобных предположений никогда не было. А насчет моего согласия… Это старая вещь, ты сам когда-то говорил. И почему бы ножу не быть собственностью Милта или Миерона? У нашей госпожи скелетов и повелительницы покойников на запястье браслет Мерк. Чем я хуже? Тоже имею право, знаешь ли, владеть чем-то подобным, ибо гадость всегда притягивает иную гадость. Но есть вероятность, что девочка все же ошиблась.

Шерон покачала головой, слыша слова сойки:

– Я не ошиблась. Это именно тот нож.

– Ну, значит, так и есть. – Та не скрывала равнодушия.

– К браслету меня привел Мильвио. Он хотел, чтобы я слушала кладбище, чувствовала его, пыталась понять.

– Да все я помню. Фламинго не желал, чтобы без него ты касалась собственности Мерк. Но он что-то не спешил обратно, и в итоге все сложилось так, как сложилось. К добру или худу.

– Я про то, что если он знал о браслете, то знает и про твой нож?

– Если считать великих волшебников всеведущими засранцами, то знает. И не сказал об этом по массе причин. Но если подобные Войсу хоть немного люди, которые ошибаются и творят глупости (что, между прочим, так и было), то они не могли знать все обо всем. Ну-ка, Попрыгун, вспомни сказку, в которой сказано о предметах Шестерых.

– Нет такой сказки.

– Вот, – улыбнулась сойка. – И я о том же. Битва на бледных равнинах Даула закончилась очень давно. Сколько поколений сменилось. Уже никто не помнит о каких-то старых безделушках, пускай и принадлежавших тем, кого привыкли считать богами. Да даже в храмах – Шестерых изображают без них. О чем это я? Самих братьев и сестер изображают совсем не так, как описывает их Шерон. Так что Мильвио вполне мог и не знать. Это нож. Всего лишь хороший острый нож.

– Но разве ты не замечала у него каких-то особенных свойств? – нахмурилась Шерон.

– Он хорошо умеет резать плоть и даже кости. Но не из-за магии, а благодаря умелым рукам, скажу вам без ложной скромности. И точильному камню.