Лавиани, считавшая, что все давно уже подзабыто, занесено песком ирифи, поняла, что ощущает себя некомфортно. Нервничает. Тихо злится. И… страдает?
Да. Чего уж скрывать. Страдает о минувшем. О том, что было, что могло бы быть и что никогда уже не случится. Хотя столько лет прошло.
– До хрена гадских бесконечных и быстрых лет, рыба полосатая, – прошептала она, но Шерон, с капюшоном на голове сидевшая в тени маленькой веранды не менее маленького заведения, продающего жаренную в масле речную рыбу, дешевое белое вино и улиток (обожаемых крестьянами и простым людом Треттини), услышала.
– С тобой все хорошо?
– Да. Нет. Пожалуй, что нет, – наконец призналась сойка, сама удивляясь, что говорит о своей слабости.
– Как я могу помочь?
Лавиани скривилась:
– Здесь может помочь лишь время. Я так думала. Очень давно не была в Рионе. Совсем забыла, как ненавижу город и все, что он олицетворяет. Но гляжу, что ты в восторге, так что не буду тебе портить впечатление своим старческим нытьем. Рыба полосатая, если бы я нытьем могла зарабатывать деньги, то они бы падали вокруг меня ежесекундно.
Шерон и вправду понравилось то, что она увидела. Хотя видела она пока мало. Высокие белые стены, возвышавшиеся над ними башни всех возможных расцветок…
Нечто невероятное, чего указывающая не встречала пока они путешествовали по материку сперва на восток, затем на юг, после на запад. Она не думала, что есть что-то больше и прекраснее Эльвата, но как оказалось – есть.
Аркус, конечно, вне конкуренции, но он город далеких эпох. И мертв уже очень давно.
Риона же абсолютно живая, и эта жизнь упругим потоком текла по улицам вместе с солнечным светом, смехом, разговорами на певучем языке и утренней сутолокой.
Они с Лавиани, в отличие от Тэо и Бланки, вошли в город одними из первых, как только распахнулись ворота Казначея. Заплатили мзду и теперь ждали друзей.
– Видишь, – сказала указывающая. – Никто нас не остановил. Даже ничего не заподозрил. Ты зря переживала.
Сойка адресовала спутнице красноречивый взгляд. Он явственно сообщал, что иногда Лавиани сомневается в умственных способностях окружающих ее людей. На данный момент одного конкретного человека.
– Я не переживаю, девочка. Я предугадываю события, способные уронить нас в выгребную яму, и кидаю через нее тоненькую веточку, чтобы хоть как-то удержаться и не утонуть. И даже не буду упоминать, кто на пустом месте вырыл и наполнил эту самую яму. Ой. Кажется, все-таки упомянула. Прости. – В ее голосе не чувствовалось никакого сожаления.
– Прощаю, – с достоинством ответила девушка и сделала скупой глоток прохладного вина. – Я поняла, что Риона тебе не очень приятна. Хотя сперва думала, ты злишься из-за того, что с тебя взяли четверть рен-марки за нож.
– Налог на оружие, – нахмурилась сойка. – Эти ушлые грабители праздных зевак решили ввести налог, как в Лоскутном королевстве, на все, что им кажется оружием. Да, я злюсь, что отдала столько за право пронести нож.
– Ты утверждала, что это инструмент.
– Ну, так я и не соврала. Инструмент. У плотника же есть молоток, чего с него не просят мзду? Или у портного с иголок? Скажешь, молотком никого нельзя прикончить или иголками? Но прицепились к ножу.