…Это была уже пятая мастерская, в которую он заглянул после безуспешных поисков. Тэо нашел ее после недолгого разговора с тройкой уличных музыкантов, выступавших на Соляной дороге, среди множества прохожих и зевак. Они и посоветовали ему перейти на другой берег, в район Фехтовальщиц.

– Мессерэ Корни лучший по лютням. Он творит чудеса.

Тэо, поблагодарив и кинув в стоявшую на брусчатке желтую шапку мелкую монетку, перешел через мост Арбалетчиков и на первой же улице встретил скучающую Лавиани.

– Следишь за мной?

– Было бы глупо отрицать и говорить, что я здесь для того, чтобы считать воробушков.

– Тебе не кажется, что всю жизнь я как-то справлялся без твоей защиты? Путешествуя по всему континенту и бывая во множестве городов?

– Больно мне надо тебя защищать! – фыркнула сойка. – Я пошла с тобой исключительно из-за того, что ты не умеешь торговаться и любой ушлый треттинец вытянет из тебя лишние деньги. И пусть у нашей герцогини… ну не кривись, я могу называть Бланку как мне нравится, благо она не возражает… так вот, пусть у нашей герцогини полно марок в переднике, растрачивать их на всякую чушь не дело.

– Починить лютню…

– Вот это и есть чушь. Ты проволок ее на своем горбу от Мокрого камня, при том что никто из нас не умеет играть. На кой шаутт она нужна?

– Цирк Ирвиса передал ее Шерон, когда уходил.

– Это весомый аргумент. – Сарказмом сойки можно было бы наполнить русло Пьины. – Полагаю, если бы «Радостный мир» подарил на прощанье чучело эйва или уины, ты и их тащил бы на своем упрямом горбу.

В мастерской, куда они пришли, едко пахло лаком, красителями, растворителями и деревом. Под ногами лежали золотистые завитки стружек, все окна были распахнуты, а мастер Корни возился с заедавшей ручкой хёрди-гёрди – совсем еще новой колесной лиры.

Изучив лютню Велины, треттинец внимательно посмотрел на Тэо:

– И как там?

– Где? – не понял акробат.

– На той стороне! Ведь она оттуда, раз в таком ужасном состоянии! – Мастер едва сдерживался, чтобы не говорить с клиентами уж совсем грубо, но не смог скрыть возмущения в голосе. Он стал тыкать пальцем с аккуратно подстриженным ногтем. – Сухой климат и жара здесь. Следы влаги тут. Из-за смены влажности и температур в корпусе трещины, а вот… вообще деформация. И ее роняли. Следы ударов, царапины, шероховатости. Вы ею мэлгов по головам били, любезный? Сразу видно, что вы не музыкант, милейший. Так обращаться с честным инструментом! Единственное, что осталось в прекрасном состоянии, так это струны. Хм. Интересная техника. Мут, возможно, или Кариф. У нас металлические струны почти перестали делать.

Он коснулся их, поморщился:

– Умирающие кошки и то мелодичнее. Совсем вы инструмент убили.

– Ее можно восстановить?

Тяжелое сопение было ответом, мастер снова осматривал лютню.

– Работа будет стоить дорого, проще за эти деньги купить тридцать новых инструментов. Вложения не оправдают результата и не окупят его в ближайшие лет восемь, если, конечно, инструмент попадет в руки умелого музыканта.

– Я хотел бы оставить этот. Как память.

– Память? Память так не хранят, позвольте уж старому человеку возразить вам. Я сделаю, что смогу, за десять марок, три из них авансом. И работать буду месяц. Также не смогу гарантировать идеальный звук.