– Десять?! – вытаращилась Лавиани.

Мастер встретил ее разъяренное шипение равнодушным взглядом, и было видно, что он не собирается торговаться и не уступит даже улта.

– Это…

Тэо мотнул головой, останавливая ее. И Лавиани, вопреки гневу, послушалась. Стояла молча, сунув большие пальцы под ремень и чуть раскачиваясь на пятках, наблюдая, как акробат достал два круглых желтых кругляша и положил на выцветший чехол старой лютни. Затем, когда он повернулся к ней, Лавиани поняла, чего хочет Пружина, громко фыркнула, выражая негодование и несогласие с происходящим, но извлекла из внутреннего кармашка на том же ремне единственную золотую монету и присоединила к двум другим.

– Это безумие! – Она дала волю своему возмущению, когда они вышли на улицу. – Ты совсем чокнулся из-за своей магии. Правильно же говорят, что асторэ безумцы. Теперь понимаю почему – они вообще не могут считать деньги. Ну, ты, может, в курсе. Такие штучки, которые зарабатываются потом, кровью, умом, трудом, ловкостью или, на худой конец, грабежом. Десять, дери этого старого прохиндея шаутты, марок! Десять! Целое гребаное состояние! Чтобы заработать подобные деньги, всеми нами любимый «Радостный мир» должен дать выступление в пятнадцати городах, и не факт, что им накидают такую сумму. Где твои мозги, а?

– Я считаю, что поступил правильно.

Сойка несколько секунд буравила его взглядом, затем сдалась:

– Кто я такая, чтобы спорить с дураками? То ты отдаешь орла Кама… Ладно! Ладно! Там ты поступил правильно… Тьфу! За тобой повторяю. Не желаю продолжать эту тему. Где ты найдешь еще семь марок, меня не касается. Можешь попросить у рыжей, можешь прыгать на канате до посинения, да хоть у герцога. Но ради бренчалки я не пойду обчищать карманы купцов.

Она хотела продолжить мысль, но осеклась и резко обернулась, изучая улицу, которая шла под уклон, к реке.

– Рядом сойка.

Теперь и Тэо смотрел на редких прохожих. Он знал о способности Лавиани чувствовать таких же, как она.

– Насколько далеко?

– Не далеко. Но и не рядом. Где-то в квартале. Я пойму, когда увижу. Вот, рыба полосатая, принесла нелегкая. Тебя почувствует?

– Нет. – В голосе Тэо звучала уверенность. – Если не чувствуешь меня ты, то и никто другой из ваших не сможет.

– Прекрасно. Тогда вот что. Проваливай-ка ты домой и сиди там тихонько. А я порыскаю тут да погляжу, кто это нагрянул из Пубира. И не по мою ли душу.

– Я бы предпочел остаться и помочь.

Лавиани задумалась:

– Ты будешь сыром, а я мышеловкой? Ну, вариант, конечно, привлекательный.

Она не успела согласиться, как уже ощутила Тэо нахлынувшими волнами гнева, злости и раздражения.

– Ух, рыба полосатая. Я начала забывать, каково это, терпеть тебя рядом. Ну, иди погуляй, только не быстро и не резко. Не пропадай из виду, а то вдруг тебя прирежут. Что я тогда скажу Шерон?

– Не прирежут. Не этого меня.

Лавиани покосилась на его левую руку в перчатке.

– Ну, ты все равно поосторожнее. Сам кого-нибудь не прикончи.

– Я так не делаю, – сказал акробат и направился к реке.

– Рыба полосатая, – вздохнула сойка и поправила ножны с клинком, а после пошла следом за Тэо.