— Попугаев.

— Каких? А… Ты все шуточки шутишь. Я тебя другое хочу спросить. Он знает?

Вопрос не в бровь, а в глаз.

— Кто он?

— Отец. Отец ребенка, я хочу сказать. Этот, как его, Пеллернен.

Это имя Сережа выговорил с явным трудом, ему было неловко. Но твердости моему парню не занимать. Считает, что должен расставить все точки над “i”. Я ответила, глядя сыну прямо в глаза, отчего он потупился.

— Не знает. И, скорее всего, не узнает никогда.

— Мне кажется, он имеет право знать.

Меня прямо затрясло. Но я взяла себя в руки и попыталась увести разговор в сторону.

— Слушай, давай не будем сейчас о правах и обязанностях. Ты, небось, представляешь себе, что вот он узнает, прилетит сюда из своего капиталистического далека, бросится передо мной на колени и прослезится. Тут же все наши трудности уйдут сами собой, будем мы жить-поживать и добра наживать. Так?

— Все равно, ты должна ему сказать.

— Как, не подскажешь ли? Я не знаю, где он сейчас находится. А он мной, похоже, не интересуется.

— Почему ты так думаешь? Мне кажется, он был в тебя влюблен, а это так просто не проходит. По себе знаю.

Ну ни фига себе! Опытный ты наш, знает он! А вслух я сказала:

— За это время он мог бы попытаться со мной связаться. У него есть и мой телефон, и электронный адрес, и даже физический. Если не хочет со мной общаться на личные темы, у него есть отличный профессиональный предлог. Именно он сделал мне предложение о сотрудничестве с их фондом. Не сам, так через служащих мог ко мне обратиться. Если не стал, значит, не хочет. Он не хочет — я семь раз не хочу.

Так, я уже Егорова цитирую. Или это из какого-то фильма?

— Понятно. Мам, я тебя уважаю. По-моему, это все глупость ужасная, но все равно уважаю. Ты у нас гордая, а это правильно.

— Спасибо, сын. Я знаю, ты не только мой ребенок, но и друг.

— Катька знает?

— Кроме тебя пока никто не знает. Ни твоя сестра, ни дед, ни бабушка, никто.

— Бабушка — понятно. Она тебя без соли съест. Дед — тоже понимаю. Он ей обязательно проговорится. И не захочет, так она из него вытянет. А Катька? Она могла бы помочь. И потом, такое дело… Вы бы с ней тогда обязательно помирились.

— Кате я не стала говорить. Она у нас в Америку собралась.

— В какую такую Америку?

Я постаралась подробно объяснить все про Катин конкурс и учебу, старательно избегая раздела «сумма прописью».

— Мать, все ясно. Бабулек ты ей, небось, отвалила, не выговоришь. Ну и ладно, пусть едет. Без нее тебе будет спокойнее, и мне тоже.

— Сереж, зачем ты так говоришь? Она твоя сестра.

— А что, это неправда? Сама знаешь, так оно и есть, как я сказал. У тебя-то хоть что-то осталось, или выложила последнее?

— Боишься, нам жить будет не на что?

— Боюсь. Моей зарплаты и на еду не хватит. А ты теперь работать не сможешь, пока дитя не родится. Ну, дед что-нибудь подкинет. Да, кстати, я принес пятьсот долларов за тот расчет.

— Ну вот, говоришь, я работать не смогу. А эти денежки кто заработал?

— Беру свои слова назад. Хотя часто я не могу тебе приносить такие заказы, — и тут он произнес фразу, которой я себя успокаивала все последние недели, — Ничего, мать, не горюй. Прорвемся.