Я кротко взяла бумажку и записала все, что мне продиктовала подруга.

Мы попрощались, Манана обещала на днях позвонить и узнать, как дела. Снова напомнила про лекарства. Я обещала все выполнить, но, как только положила трубку, обо всем забыла. Ничего принимать я не собиралась, и врача вызывать — тоже. Глупо, нелогично, но в моем тогдашнем состоянии любое разумное действие вызывало внутреннее отторжение. Проще всего было лечь и не шевелиться, что я и сделала. Даже мысль о смерти не пугала. Ну, умру я. Все закончится. Все неприятное и тяжелое больше не будет иметь ко мне никакого отношения. Смерть представлялась чем-то похожим на мое забытье: малоприятным, но нестрашным. Конечно, я ничего не предпринимала, чтобы прекратить свое существование, но и борьбу за свою жизнь вести не хотела. Мне безразлично было, что случится со мной, и так же безразлично, что будет с еще не родившимся ребенком. Пусть все идет, как идет и будет, как будет.

Почему-то звонок Мананы сам по себе оказал на меня лечебное действие: после него рвота прекратилась. Тошнота осталась, но это меня не особо беспокоило. А насчет депрессии она оказалась права. Как только Сережка в первый свой выходной остался дома, заметил.

— Мать, ты какая-то не такая. Что случилось?

— Сережа, все в порядке. Просто у меня не очень веселое настроение.

— Да ладно, не гони. У тебя глаза, как у мертвой. Хуже чем тогда, летом. Что стряслось? Что-то очень плохое?

— Сереж, ничего особенного не случилось. Просто все как-то сразу навалилось. Кучей. И я очень устала.

— Ну, отдыхай. Я тогда в магазин слетаю. Что купить-то?

— Посмотри в холодильнике, чего не хватает.

— Да у нас в холодильнике мышь повесилась. Вся еда закончилась. Ты за всю неделю хлеба даже не купила.

— Сереж, я всю неделю плохо себя чувствовала, не могла готовить. Купи, что хочешь. И курицу. Я сварю бульон.

Парень мой припер из магазина столько, что непонятно было, как он все это тащил. Я изумилась и спросила. Оказалось, Иван подвез на машине. Тогда понятно. Конечно, надо было мне самой сесть за руль, и обеспечить семейство, но это было свыше моих сил. Жалко, у Сережки пока нет прав, а то дала бы я ему доверенность и горя не знала. Хорошо, что есть у него такие друзья.

Я взяла себя в руки, приготовила обед и даже села с сыном за стол, выпила кружку бульона и что-то в тарелке поковыряла. Признаться, это был мой первый обед за всю неделю. До этого я могла пить только чай, и то с переменным успехом.

А вечером, когда я уже лежала в постели, раздался телефонный звонок. Сергей взял трубку и ушел с нею в свою комнату. Минут через двадцать с ошалелым видом он вошел ко мне.

— Мама, звонила Манана. Она сказала, — он замялся, — что ты собираешься мне родить брата или сестричку. И из-за этого плохо себя чувствуешь.

— Все верно. Она тебе сказала правду. Зачем, я не знаю.

— Затем что ты мне ничего не сказала. Считай, соврала, а?

— Скажем, умолчала. Мне казалось, еще рано тебе сообщать. Да и не знала, как ты к этому отнесешься.

— Мам, если честно, я в шоке. Ничего такого даже представить себе не мог. Тебе ведь уже лет много. Ну, ты у нас хорошо выглядишь, молодо, никто из моих друзей не верит, что тебе больше сорока. Дают максимум 38.