— Окажи им помощь.

— Разберусь, «17». Как обстановка?

«Хорошо, что не сработала танковая боеукладка», — думал я. Детонация снарядов привела бы к страшным последствиям. Сразу же за танковым взводом шли БМД моей роты. Ответить Воронину я не успел — рвануло так, что я не понял, как оказался на земле. Эхо полетело по скалам ущелья.

— Ё… твою м…ь, это еще что? — закричал я в эфир.

— «17», «17», я «23», подорвался командир «слонов».

— Как?

— А х…й его знает! Объезжал подорванную «коробочку» и подлетел на обочине.

— Где их командир?

— Что? Не понял!

— Где старший танкистов?

— Он и подорвался! Сейчас уточню.

— Убери людей, слышишь меня?

— Да-да, мои за броней.

— Сергей, внимание на виноградник.

— Ни х…я не слышу, кажется, досталось.

— Глаз не спускать с виноградника!

— Понял, понял, — вскричал отчаянным матом Сергей.

Наверное, контужен сработавшей под танком миной.

— Разберись, я жду доклад.

Куда ж смотрели саперы? Второй танк налетает на мину! И танкисты хороши — пустые медицинские аптечки, оказать нечем первую помощь! Темновато и вертолеты будут нескоро. Новый взрыв потряс ущелье. Я прижался к земле, ощущая щекой прохладную сталь автомата. Чья очередь? Кому светлеющее небо востока уже не заглянет в глаза?..

— «17», прием, — в наушнике голос Воронина.

Я не сразу нашел тангенту, чтобы ответить Сергею, но вздохнул с облегчением. Жив.

— «17», я «23», прием.

— Слушаю.

— Третий взлетел…

— Помощь нужна или сам разберешься?

— Что разбираться? Нужна эвакуация.

— Понятно. Бери на себя прикрытие обеспечения и помоги танкистам.

Понимая, что у Курлюка нет времени на доклады по команде (ситуация тяжелая: три подрыва за пятнадцать минут), я решил доложить обстановку командиру полка.

— «Рубин-13», Я «Астра-17», прием.

— На приеме.

— Тяжелые «коробочки» вышли из строя! Три подрыва подряд, помощь экипажам нужна. Посадку «горбатых» обеспечу, прием.

Ответ был длинной тирадой площадного мата, из которого понял: куда я смотрел? Почему танки подорвались на минах? Попытка объяснить по радио, что к подрывам танков я имею очень маленькое отношение, а точнее — вообще его не имею, Семкину показалась малоубедительной. Теряя драгоценное время, я несколько минут выслушивал мат-перемат, при этом в интонациях командира полка угадывалось, что он не на войне, а на полигоне под Псковом. Тем не менее я доложил свое решение:

— «Рубин-13», двумя группами прикрою в пешем порядке, броня обеспечит «ниточку» «кротов» на марше, прием.

— Будь на связи, докладывай.

— Фу, черт, — вытер испарину, — Грезин, вперед.

В светлеющей утренней заре я думал, что лучшим решением будет, если мы отвоюем больше пространства на участке дороги, где работали саперы. Мне надо будет выдвинуться перед отрядом обеспечения движения метров на триста вперед и взять под контроль кусочек маршрута перед колонной. Светлое время позволит более детально исследовать рельеф на пути движения, а пока противник контролировал колонну и взялся за нас по-серьезному. Что будет дальше, никто этого не знал.

— Что у тебя, Комков?

Я был рядом с дозором, до которого мы почти добрались, но начались подрывы танков.