Тобиас встал и прислонился к одной из колонн, окружавших ванну.

– Ах, Ровена. Такой гнев. А ведь я не сделал вам ничего плохого.

– Конечно, не сделали, – язвительно бросила она. – Вы спасли Джейн, не так ли? – Он кивнул. – За определенную цену. – Она с ненавистью взглянула на него и почти прошипела: – Да. За определенную цену.

Она молча развернулась и выскочила вон. Каким-то образом Ровене удалось найти и выход из этого дома – в ее ушах все еще звенел гнусный смех противных служанок – и добраться до корабля, до своей каюты. Там она могла спрятаться и зализать свои раны, словно подстреленное животное. Однако ее одиночество вскоре нарушил стук в дверь. Она подняла голову и увидела Тобиаса.

– Вы! Что вам нужно?

– Я просто хотел удостовериться, что вы вернулись и по дороге с вами ничего не произошло.

– Я здесь, не так ли? А теперь уходите. Вы получили то, что хотели, так что оставьте меня в покое.

Когда они прибыли в Фалмут, стоял прекрасный ясный день. Небо было ослепительно-голубым; над низкими зелеными холмами, обрамлявшими длинную золотую полосу пляжа, сгрудились легкие облака. Было тепло, даже жарко, и сухо, когда «Цимбелин» вошел в гавань. Его ослепительно-белые паруса, казалось, сверкали на солнце.

Тобиас подошел и встал у борта рядом с Ровеной. С тех пор как они покинули Гибралтар, их отношения были очень натянутыми, и Ровена уже истощила весь свой запас уловок, чтобы только не оставаться с ним наедине и избегать его где только возможно.

Сейчас она повернулась к нему и задумчиво посмотрела ему в лицо. Она в самом деле любила этого человека. Иначе почему ее так мучительно тянуло к ему все эти дни? Ей становилось все труднее сохранять отстраненное выражение лица, когда он все же оказывался поблизости, особенно если в эти минуты ей вдруг вспоминались его ласки, жаркие, страстные, самозабвенные и сладостные. От этих мыслей у нее кружилась голова.

– Итак, Ровена, вот вы и дома. Наконец.

– Меня пробирает дрожь, когда я представлю себе, как появлюсь в подобном виде перед отцом, да еще с лицом коричневым, как жженый орех. Некоторое время я не смогу принимать посетителей, это уж точно.

Тобиас долго разглядывал ее, а потом тихо произнес:

– Уверяю вас, солнце не причинило вашему лицу никакого вреда. И я всегда находил ваш наряд очень… дерзким и соблазнительным. И у вас чудесные волосы. И глаза.

Она и понятия не имела, что ее волосы, выбивавшиеся из-под шляпы, – кстати сказать, с начала их путешествия они успели заметно отрасти, – блестели и переливались самыми разными оттенками – от почти черного, как эбеновое дерево, до коричневого и темно-рыжего, как угасающее пламя, так же как и ее оживленные, постоянно меняющие цвет глаза. Тобиас улыбнулся. Его лицо, как всегда, было загадочным и непроницаемым.

– Вы рады вернуться в Англию, Тобиас?

– Я рад, что все завершилось благополучно. Но время не имеет привычки останавливаться, хотя нам иногда и хотелось бы его задержать. Я буду скучать по своему личному юнге. Я не знаю такого юнги, который двигался бы так, как вы.

– Как именно? – засмеялась Ровена. – Я как-то особенно тяжело ступаю – или, может быть, наоборот, несусь, как галеон на всех парусах?