Я кивнул.

– Но предпочел бы не говорить об этом. За исключением того, что ночь Эмбер и моя имеют некоторые удивительные сходства.

Ронан фыркнул от смеха, а затем на минуту замолчал, его серые глаза цветом напоминали океан.

– Я подумываю над тем, чтобы привести сюда еще кое-кого.

Я нахмурился.

– А кого ты еще знаешь, кроме нас? Заместитель директора Чаудер не в счет.

Чаудер отвечал за студенческую дисциплину. В его кабинете Ронан проводил времени больше, чем в учебном классе.

– Шайло Баррера.

– Я ее не знаю. Или его.

– Ее.

Всего одно слово, и все же волоски на руках встали от низкого голоса, наполненного чем-то близким к благоговению.

– Меня устраивает, но тебе нужно одобрение большинства?

– Я еще не спрашивал Миллера, – ответил Ронан. – Но спрошу.

Того факта, что он спросил меня первым, было достаточно, чтобы потянуться за своей фляжкой, но она опустела еще в школе.

Ронан медленно повернул ко мне голову.

– Если ты когда-нибудь захочешь привести…

– Нет, – решительно отрезал я. – Этого не произойдет. Наши с ним багажи превышают все мыслимые пределы.

Ронан кивнул.

– Если что-нибудь изменится…

– Не изменится.

– Если это произойдет, – с нажимом продолжил он, – приведи его.

Ночные тени ползли по полу гостевого дома. В огне необходимости не было, но я все равно разжег камин, пока сидел за столом и строчил в своем дневнике. Рука рассеянно двигалась над страницей.

Последние два дня Ривера не было на занятиях.

Его пустой стул вызывал в воображении всевозможные ужасные метафоры. Отсутствие. Одиночество. Изоляция. По бессмертным словам мисс Бритни, мое одиночество меня убивало, но, по крайней мере, раз в день видеть Ривера в классе, даже если между нами никогда ничего не могло произойти, уже хоть что-то. Теперь не было даже этого.

Немного позже часа ночи я потянулся и размял пальцы, как вдруг на телефоне высветилось сообщение с незнакомого номера.

Привет, это Ривер.

Пока я паниковал, как идиот, пришло еще одно сообщение.

Можно позвоню?

Ты мне больше чужим не кажешься.

Я ткнул пальцем. – Да.

Экран загорелся, и я притворился занятым, пропустил два гудка, прежде чем ответить.

– Уже поздно, – холодно бросил я.

– Знаю. Прости.

Голос в трубке звучал измученно, как будто Ривера вываляли в грязи, и моя защита мгновенно рухнула.

– Что случилось?

– Моя мама. Ей стало хуже. Это может… это может быть конец. И мне действительно очень жаль. Не следовало тебе звонить. Но я не знаю, кому еще… мне больше не с кем поговорить. Никто из парней не понимает. Все слишком реально, черт подери.

У меня внезапно перехватило горло.

– Где ты?

– В больнице. У нее какая-то инфекция… поднялась температура. Я вышел на минуту в коридор. Не знаю, что еще могу сделать. Я чувствую, будто схожу с ума.

Слова Ривера превратились в шепот, и я представил его в холодном больничном коридоре, возможно, для поддержки прислонившегося к стене.

Мне не нравилось, что он был одинок.

Ривер снова заговорил, его голос звучал хрипло и напряженно:

– Прости.

– Перестань извиняться, – тихо сказал я, и передо мной возник еще один образ: Ривер слепо тянется в темноте, пытаясь ухватиться хоть за что-то или кого-то. Я просмотрел свою коллекцию сеансов терапии в поисках чего-нибудь, что могло бы ему помочь. Но для меня все это было бесполезным, потому что никто не задал единственного вопроса, который я действительно мечтал услышать.