– А как ты выбрался из лечебницы? – поинтересовался я, когда мы двинулись дальше по коридору.
– Благодаря вышеупомянутому минету женатому психотерапевту. Забавно, как шантаж небольшим сексуальным скандалом чудесным образом улучшает прогноз на выздоровление.
Я рассмеялся, несмотря на безумную абсурдность всего этого.
– Мило, – произнес я. – Это, наверное, лучшая или худшая вещь, которую я когда-либо слышал.
Мы чокнулись бутылкой о фляжку, и я допил свое пиво. Теперь перед нами оказалась хозяйская спальня. Холден плюхнулся на огромную кровать. Cage the Elephant в своей песне интересовался, настоящие ли мы или просто притворяемся. Не сгорим ли мы к утру.
Я стоял, не зная, что делать.
Холден хитро ухмыльнулся.
– Я дам тебе сто баксов, если ты положишь эту пустую бутылку кому-нибудь под подушку.
– Ни за что, – отказался я, отваживаясь присесть на край кровати, пока Холден растянулся на ней во весь рост.
Господи, что я делаю?
Но я устал задавать этот вопрос. Устал от того, что не получал никакого ответа.
– Дай мне попробовать водку.
Холден выгнул бровь.
– Становишься смелее?
– Чувствую, что зашел слишком далеко, сижу в чужом доме, пью их пиво…
– Изливаешь душу другому, более симпатичному, незнакомцу?
– Ты мне больше чужим не кажешься.
Понимающая ухмылка Холдена дрогнула. Он протянул мне свою фляжку.
– Тогда не останавливайся.
– Вот, черт! Я же за рулем.
– Ничего, позвоню Джеймсу, чтобы он отвез тебя домой. А утром сможешь забрать свою машину.
Мои старые стены и защита боролись с горячим безрассудством ночи. Секретами, которыми мы поделились с Холденом, и разделенной вместе личной болью.
Это не настоящая жизнь. Это тайм-аут. Завтра я должен буду вернуться, но сегодня ночью…
Я взял фляжку и запрокинул голову. Водка обожгла горло, и я закашлялся, глаза наполнились слезами.
– Хорошо пошла, – прохрипел я, и Холден рассмеялся.
Спиртное согрело изнутри, ослабив мои правила и установки. Та часть меня, которую я держал взаперти, просыпалась, возвращалась к жизни.
Холден Пэриш сидел рядом на кровати, красивый и опасный, его зеленые глаза блестели в лунном свете.
Будь осторожен…
Я осушил фляжку и вернул ее обратно. К черту осторожность.
Холден перевернул свою пустую фляжку вверх дном и выгнул бровь, глядя на меня.
– У тебя есть что сказать в свое оправдание, Уитмор?
– Да, – ответил я, ухмыляясь. – Давай напьемся.
Смеясь и постоянно натыкаясь друг на друга, мы снова наполнили фляжку, на этот раз столетним виски Шридхаров. Холден сказал, что оно первоклассное, но обжигало не хуже водки. Холден снова повозился со стереосистемой, и теплую ночь наполнила песня Принса «When Doves Cry».
Мы вернулись во внутренний дворик, где на земле валялся кучей мой сброшенный смокинг. Меня переполняло странное возбуждение, согревавшее все тело. Хотя я был пьян, как черт, но чувствовал себя живым. Более живым, чем за все последние годы.
Я встал и сорвал с себя галстук, затем начал расстегивать рубашку. Холден наблюдал за мной со своего шезлонга, его глаза расширились.
– Что ты делаешь?
– Не знаю. – Я снял рубашку и стянул брюки. – Хотя нет, к черту,