Я ухмыльнулся и сделал еще один глоток пива.

– Все еще жду своих извинений.

– А они тебе все еще нужны?

Или я был прав?

Я услышал его невысказанный вопрос и вздохнул, поигрывая этикеткой на своей бутылке.

– Не знаю.

Девиз моей жизни – «я не знаю».

– Как все началось? – тихо спросил Холден.

– Ты действительно хочешь услышать?

Он развел руками.

– Мы здесь, разве нет?

Я кивнул и принялся медленно отдирать этикетку с бутылки, позволяя словам срываться с губ.

– Я ел, дышал и видел сны о футболе с тех пор, как смог обхватить мяч руками. Мой папа собирался стать профессиональным футболистом, но из-за травмы его карьера оборвалась, так и не начавшись. Его сердце было разбито, поэтому он вылил на меня все свои неосуществившиеся мечты. Подтолкнул меня к тому, чтобы стать лучшим. С первого дня моей единственной целью был НФЛ. Поначалу мне нравилась эта игра. Я ее даже любил. Но она завладела всем, и я просто… заблудился. – Я взглянул на Холдена. – Вопрос, который ты задал мне в чулане на вечеринке Ченса?

Он медленно кивнул.

– Ответ – никто. Включая меня.

Я подцепил чуть больше этикетки, осторожно, чтобы не оторвать ее совсем.

– Мне было тринадцать, когда папа рассказал мне о сексе. В основном предупреждал, что если девушка от меня забеременеет, то это разрушит наши планы. Но он никогда не спрашивал меня, интересуюсь ли я вообще девушками. Это никогда не приходило ему в голову, поэтому я не знал, что может прийти мне. – Я склонился над пивной бутылкой, шелестя бумажкой. – Как будто подразумевается, что мы все устроены одинаково – как будто у нас есть настройки по умолчанию. Если ты другой, ты начинаешь верить, что с тобой что-то не так.

Холден кивнул.

– Прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду.

Боль в его голосе подсказала мне, что у него тоже есть история – и не очень хорошая. Но он ждал, что я продолжу. Позволял мне выговориться, хотя мне никогда не доводилось столь много говорить о себе.

Я продолжал нервно теребить этикетку. Уже практически оторвал.

– Однажды, когда мне было четырнадцать, я тусовался со своим приятелем. И поймал себя на том, что наблюдаю, как он смеется, как двигаются его губы во время разговора. Всякий раз, когда он ко мне прикасался – случайно задевал рукой или что-то подобное, меня словно прошибало. Как электричеством. Но никто не должен был говорить мне, что нельзя испытывать такие чувства и играть в футбол.

– У футбола есть настройки по умолчанию, – заметил Холден.

Я метнул на него взгляд, и меня затопило облегчением и благодарностью, что кто-то меня понимает. Что я не сумасшедший. Твердая почва моей жизни немного треснула, но отказывалась разрушаться.

– Да, и пытаться изменить это невозможно, поэтому пришлось подыграть. Несколько раз встречался с девушками, но у меня никогда на них не было такой же реакции, поэтому я просто… закрылся. Отказался об этом думать.

– А теперь?

– А теперь я сомневаюсь во всем. Все время. И это полностью твоя вина.

– Я совершенно не против, – сказал Холден. – Всеми возможными способами.

Расстояние в несколько футов между нами вдруг как будто уменьшилось, и воздух загустел. Его взгляд, обжигающе горячий под всем этим льдом, наблюдал за мной, обещая ответы. Мне нужно было только попросить…