Вспомнив Федора Константиновича, Ирина ощутила смутное беспокойство, и оно не было связано с неприязнью к прокурору. Что-то другое, тень мысли, хвост догадки, которую никак не получается поймать… Нет, не сообразить, хоть тресни! Она насупилась, пытаясь сосредоточиться, но тут заговорила Гортензия Андреевна:

– Всеволод, скажите, а что с химическим анализом?

– Что?

– Чем отравили первую девушку, что она не могла сопротивляться? Возможно, через этот препарат получится выйти на преступника.

– Ах это! – Сева махнул рукой. – Не нашли ничего. Чистая кровь, даже следов алкоголя не было.

– Но позвольте… – Гортензия Андреевна развела руками.

– Говорю как есть.

– В таком случае ваш эксперт ошибся со способом убийства. Не может здоровая, физически крепкая девушка не сопротивляться, когда ее душат медленно и с удовольствием. Да, есть такие приемы удушения, когда жертва вообще не успевает понять, что с ней происходит, но это ведь не наш случай?

Сева отрицательно покачал головой.

– Если девушка не была чем-то одурманена, то неминуемо должны были остаться следы борьбы. Даже если она была уже без сознания, недостаток кислорода провоцирует кратковременное, но бурное возбуждение, человек борется за жизнь на уровне инстинктов…

– Вообще да…

– Вот именно. Поэтому анализ крови и тканей второй девушки надо произвести с особой тщательностью, исследовав не только на рутинные, но и на самые редкие яды.

– Эксперт бы грамотный попался.

– Вы уж постарайтесь, потому что это окупится. Насколько трудно бывает обнаружить отравление раритетным, экзотическим веществом, настолько же проще по этому яду вычислить преступника, – произнесла Гортензия Андреевна наставительно.

Ирина подумала, что это действительно может оказаться зацепкой, главное, чтобы эксперт не подкачал.

Сева вздохнул:

– Если получится определить яд, то установить круг людей, имеющих к нему доступ, дело техники, а там уж можно вычислять злодея по психологическому портрету, который нам нарисует уважаемый Фригмунд Зейд. Что, Витя? Есть соображения? Какой он должен быть, мрачный, злобный, нелюдимый?

Почесав в затылке, Витя сказал, что он пока не может опираться на статистику, но если рассуждать логически, то маньяк должен быть веселым, приветливым и безмятежным человеком. Обычные люди вечно страдают из-за всякой ерунды, терзаются по пустякам, изводятся от мелких служебных вопросов и семейных неурядиц, а патологический убийца поглощен своей манией, и вся эта чушь его совершенно не колышет. Интересы его лежат совсем в другой плоскости, поэтому внешне он будет всегда выглядеть спокойным и уступчивым, разве что иногда испортится настроение, если не получается найти подходящую жертву.

Вася несчастлив в браке, страдает от этого, поэтому угрюм и раздражителен и злобной повадкой своей напоминает маньяка. А Петя потерпел крах по служебной линии, опустился, от горя не моется и ни с кем не общается. Какой-нибудь непризнанный гений Святослав в ожидании мирового признания, которое никак почему-то не наступает, беспробудно пьет и всем хамит. Зато маньяк – сама любезность, поскольку не связывает с человеческим обществом своих целей и стремлений, и люди для него не более чем потенциальные жертвы, объект охоты.