— Спасибо вам, — сказала она, её плечи поникли под тяжким грузом предстоявшего ей будущего.
Миссис Саймондс то открывала, то закрывала, словно играючи, корочки одной из тетрадок Стэллы: — Если вы до сих пор действительно желаете переехать в Лондон, то, возможно, имеется некий выход.
— Какой?
— Позвольте Бобби остаться здесь.
— Что?
— Он уже прижился в Хайбери. Он сможет переселиться обратно в детскую, а я смогу снова позвать Нэнни или нанять какую-нибудь другую гувернантку. Я смогу о нём заботиться, а Вы сможете отправиться в Лондон.
— У меня нет денег, — сказала Стелла.
Миссис Саймондс выгнула бровь: — Я могла бы устроить и это тоже.
— Не будет ли для вас это слишком болезненно, после ухода Робина? — спросила Стелла.
Миссис Саймондс положила книжку, сложила пальцы в замок, а затем подняла глаза — взгляд серьёзный, решительный: — Это стало бы для меня большой радостью.
Вот он, её план, — подан ей на серебряном блюде, финансируемый этой женщиной, на которую она работала столь долго. Она могла ехать в Лондон. Она могла подыскивать себе работу, которая, однажды, сможет позволить ей повидать все те места, посетить которые она планировала столь долго. Но это означало бы предать тот долг, исполнением которого ей следовало бы наиболее дорожить.
— Не знаю, могу ли я так поступить, — сказала Стелла.
— В конце недели я собираюсь в Лондон. Вы можете подумать над этим до моего возвращения, — сказала миссис Саймондс, — теперь, думаю, возьму-ка я тот стакан тёплого молока, за которым спускалась.
Стелла автоматически встала: — Оно будет готово через минутку.
— Нет, мисс Аддертон, собирайте свои бумаги, возвращайтесь к себе и ложитесь спать.
Она бросила на хозяйку Хайбери неуверенный взгляд, та засмеялась: — Я способна разогреть себе кастрюльку молока. Не настолько уж я беспомощна.
Раньше она никогда не видела, чтобы эта величественная леди занималась чем-либо подобным, но кто она была такая, чтобы спорить с хозяйкой дома? Вместо этого она подхватила свои бумаги и начала долгий обратный путь вверх по лестнице, абсолютно точно зная, что весь остаток сегодняшней ночи глаз не сомкнёт.
Винсента
Суббота, 26 октября 1907 года
Хайбери Хаус
Холодно и уже предвещаются первые заморозки.
Беседа с мистером Хиллоком возродила меня к жизни. Я встала, отряхнула юбки и вернулась за свой рабочий стол, которым пренебрегала с тех самых пор, как случился выкидыш. Открыв альбом для зарисовок, я принялась разрабатывать план Зимнего сада.
Четверо суток я практически не вставала из-за стола — засыпала, так и не выпуская из руки карандаш. А поутру просыпалась, поднимала голову с кипы бумаг, служившей мне подушкой, принимала ванну и вновь бралась за работу.
Дважды за эти четыре дня к моему домику приходил мистер Хиллок, приносил с кухни жены хлеб или пироги. Я поглощала их так, словно была самой голодной женщиной на всём белом свете, а он тем временем просматривал выполненные мною эскизы, задавал вопросы и знакомился с тем дизайн-проектом, который ему предстояло воплотить.
Адама я ещё не известила о том, что произошло в Хайбери Хаус. Может, он и думает что-либо по поводу того ощутимого пробела, который образовался в моей с ним переписке, но в тех письмах, что приносят мне на подносе вместе с завтраком, он не упоминал про это. В должное время я сама поведаю ему про то, что же произошло. Или не стану. Это дел не касается никого, кроме меня.