– И это совершенно не твоя проблема, верно?
Улыбаюсь не насмешливо – лучезарно. Каждым движением, каждым жестом транслирую, что меня не удастся ранить. На мне толстенная непроницаемая броня. У меня палящее майское солнце внутри. У меня крепкий иммунитет.
Я уже все теряла. И это пережила.
– Ты лучше собой займись. Посети косметолога. На курорт съезди. Мир не вертится вокруг мужика, веришь?
Не знаю, зачем раздаю эти советы, но Даша впадает в ступор. Каменеет еще сильнее и все-таки отступает. Шепчет что-то неразборчивое. Теребит уязвимо струящуюся ткань платья.
Я же пользуюсь ее замешательством и проскальзываю в кабинет. Выжидаю несколько мгновений, на случай если она решит продолжить беседу, и только потом опускаюсь в кресло.
Странно, но не чувствую себя выжатой. Напротив, напитываюсь энергией и с утроенным усердием погружаюсь в условия нового контракта, который нам предстоит заключить. Оставляю пометки, выделяю проблемные места и нехотя отвлекаюсь на вибрирующий телефон, обещающий очередной раунд успевших поднадоесть споров.
– Привет, мам.
– Здравствуй, дочка.
– Как у вас дела? Как папа?
– Все хорошо. Когда Митю привезешь?
– Не знаю. Может, на выходных.
Возвращаю мяч на ее половину и медленно выдыхаю. Не вижу ее сейчас, но отчетливо представляю, как она ходит по комнате, останавливается у подоконника и прикрывает веки прежде, чем озвучить то, ради чего позвонила.
– Паша приезжал к вам вчера?
– Так это ты надоумила его купить мишку? Это глупо, мам.
С грохотом кладу карандаш на столешницу и никак не могу противостоять волне раздражения, поднимающейся со дна души. Выдерживаю паузу, но кровь по-прежнему яростно бурлит в жилах.
– На каком языке мне еще нужно сказать, чтобы ты поняла: нечего Павлу появляться рядом с нами?
Молчать не могу. Углы сглаживать больше не в состоянии.
Я объявляю протест. Недвусмысленно намекаю – нет во мне ничего от послушной уступчивой девочки.
– Кира, ну, как так можно? Таскаешься везде с этим мутным Лебедевым. Хорошего человека отталкиваешь.
Продолжает накалять градус нашего непростого диалога мама, а я вдруг понимаю, что смертельно устала. Устала объяснять, что знаю, что для меня хорошо и что плохо. Устала биться за собственную самостоятельность. Устала возвращать границы в те отправные точки, с которых их сдвинули.
– И это, блин, мой выбор! Мой! – закипая, повышаю голос, и не без усилий торможу. Сглатываю, сосредоточиваюсь на теплом комке слева за грудиной и высекаю куда мягче. – Будешь готова его принять – поговорим. Помни, что бы ни происходило, я вас очень люблю.
Тапаю на экран, сбрасывая вызов, и возвращаюсь к бумагам. Надеюсь, что маме хватит мудрости прекратить сводить меня с Павлом и начать чуть терпимее отзываться о Никите. Не ради меня – ради медвежонка.
Прокручиваю это все в голове. Попутно переписываюсь с папой обо всяких мелочах. И успеваю закрыть пару задач прежде, чем в дверь раздается стук и в офис вплывает довольный Лебедев. Немного лохматый, взбудораженный, он сияет, как начищенный медяк, и невольно заражает меня своим энтузиазмом.