– Прости, Кира. Я, наверное, не должен был.

– Наверное.

Откликаюсь нестройным эхом и скрещиваю руки на груди, отгораживаясь. Раскладываю ощущения на атомы и, как ни стараюсь, не могу отделаться от мысли, что Павлом движет стремление самца защитить «свою» территорию. Голый собственнический инстинкт, ничего более.

– Я позвоню завтра?

– Не стоит. Давай возьмем перерыв.

Высекаю сухо и в это же мгновение ловлю колоссальный дзен. Напряжение отпускает. Сдвигается гранитная плита, прессовавшая грудь. Воздух мощным потоком врывается в легкие. Нормализуется вентиляция, восстанавливается кровоток.

– Почему?

– Так будет правильно. И честно.

По отношению к тебе. Ко мне. К Мите. В конце концов.

Последнее не озвучиваю вслух. Но искренне верю, что мне нужно личное пространство и время. Чтобы разобраться в себе, перестать метаться, поставить крест на восставшем из пепла прошлом.

Только вот Пашу стандартные фразы, сотканные из стереотипов, вряд ли устраивают. Так что он подается вперед, нависает, стискивает пальцами мои предплечья и норовит встряхнуть меня, как тряпичную куклу.

– Это из-за него, да?

– Что?

– Не притворяйся дурой, Кира. Тебе не идет. Все из-за твоего начальника, да? Сначала он заявляет, что ты не любишь красные розы. Потом ты не берешь телефон, приезжаешь с ним. В его толстовке. Вы давно знакомы. Между вами явно что-то было, так?!

– Не важно.

Шепчу надсадно, будто наелась стекла, и мечтаю, чтобы этот бесполезный разговор скорее закончился. Меньше всего я нуждаюсь в том, чтобы кто-то разбередил старые раны.

– Что между вами было, Кира?!

– Тебя не касается!

Вслед за стремительно багровеющим Павлом я тоже срываюсь на крик. Обороняю границы. Считаю, что имею право не обсуждать то, что связывало нас с Никитой много лет назад. По крайней мере, не здесь, не сейчас и не в подобном формате.

Наверное, производимый нами шум превышает допустимые пределы, раз уж на звуки нашего спора в коридор с заливистым лаем заскакивает Марти, а за ним появляется и хмурый, насупившийся Митя. Грозно упирает руки в бока и смотрит на отступившего на несколько шагов назад Пашу неодобрительно.

– Не обижай маму!

Требует медвежонок, а у меня сердце увеличивается в размерах и с утроенной силой долбится в грудную клетку.

Мой маленький храбрый защитник.

– Все в порядке, родной. Дядя Паша меня не обижает. Мы просто немного… поспорили.

Резко сбавляю обороты и опускаюсь перед сыном на корточки, чтобы установить зрительный контакт. Транслирую всю любовь и спокойствие, на которые способна, и принимаю, что сама спровоцировала накрывшее нас эмоциональное цунами.

Я могла гордо вскинуть подбородок и отказаться от предложения Лебедева. Могла уйти с парковки и вызвать такси. Могла проверить телефон, пока мы ехали домой. Много чего могла, но не стала.

И ни капли об этом не жалею.

– Точно?

– Точно, мой хороший.

Выныриваю из омута расползающихся в разные стороны мыслей и крепко обнимаю Митю. По сквозняку, облизывающему спину, понимаю, что Павел выскальзывает на улицу, и чувствую, как ловкие теплые пальцы, запутываются в моих волосах.