– Здравствуй, Павлуша. А мы как раз ужинать собирались. Садись.

Накладывая в тарелку котлеты, мама продолжает суетиться вокруг возможного зятя, я же изучаю Павла из-под полуопущенных ресниц. Ни синяков, ни разбитой губы, ни стесанных костяшек.

Трудно поверить, но их с Лебедевым беседа прошла если не совсем цивилизованно, то без видимых травм. Никита из прошлого вряд ли бы избежал драки – он задирал соперников где угодно. В универе, в баре, в раздевалке ледового дворца.

А Никита из настоящего?

Застываю с вилкой на полпути. Без особо труда восстанавливаю в памяти яркие картинки. Вот Никита сворачивает какому-то бугаю челюсть, потому что верзила косо на меня посмотрел. Вот мы сидим на капоте хищной черной Ауди, и я обрабатываю кулаки Лебедева перекисью водорода. Вот я ругаю Никиту за излишнюю вспыльчивость и горячность. А вот он впивается в мои губы жадным поцелуем, выбирая самый надежный способ заткнуть мне рот.

– Го-о-ол! Овечкин выводит команду в овертайм. Мама, смотри!

Восторженный Митин крик врывается в мое сознание и опрокидывается мне на голову подобно ушату ледяной воды. Заставляет вынырнуть из воспоминаний и с интересом уставиться на экран телефона. Там кумир моего сына виртуозно поражает закрытые наглухо ворота и принимается прыгать на льду.

И, если я нахожу этот вид спорта крутым и завораживающим, то выразительно покашливающий Павел явно не разделяет моего мнения.

– Отвлекаться на гаджеты во время еды – вредно.

Менторским тоном сообщает нам Григорьев, а у меня какой-то фитиль загорается внутри. Негодование в три секунды превращается из маленькой точки в огромную комету. А разочарование, мелькнувшее в Митиных голубых глазах, окончательно прорывает плотину моего хладнокровия.

– Он этого матча месяц ждал!

Формально потребляем пищу только мы с Павлом. Митя покушал вместе с бабушкой и дедушкой еще час назад и теперь прихлебывает чай, увлеченно наблюдая за отскакивающей от штанги шайбой. И я совершенно точно не собираюсь его отчитывать.

В моей семье нет ханжей. А Паша не отец моего медвежонка, чтобы его воспитывать.

– Вот и не отвлекайся.

Делаю глубокий вдох, медленно выдыхаю и безоговорочно принимаю сторону сына. Его улыбка и воцаряющаяся между нами гармония куда важнее линии, прорезающей лоб Павла.

После моего выпада остаток ужина проходит без эксцессов. Паша молча поглощает домашние котлеты, мама иногда косится на меня, но ничего не говорит. Отец же украдкой показывает большой палец: «Молодец, дочь! Знай наших».

Мой же аппетит бесследно испаряется. Кусок в горло не лезет. Спасает лишь только обжигающе горячий чай, согревающий промерзшие изнутри внутренности.

– Ну, я поеду. Спасибо за ужин, Анастасия Юрьевна. Было очень вкусно.

– На здоровье, Павлуша.

Морщусь от глуповатого прозвища, которое больше годится для пятилетнего ребенка, чем для взрослого мужчины, и втайне радуюсь, что Паша решает не злоупотреблять гостеприимством. Долго расшаркивается, жмет отцу руку на прощание и задерживается в коридоре, куда я выскальзываю, чтобы его проводить.

Меряет меня нечитаемым взглядом и после затяжной паузы сипло выдавливает.