– Каждый вечер катались с дедушкой на велосипедах и даже один раз съездили на рыбалку.
– Круто! Покажешь нам, как правильно закидывать удочку?
– Конечно!
Спустя пару минут мы заканчиваем с расспросами, перемещаемся на кухню и принимаемся раздавать подарки.
Маме достаются ее любимые духи и статуэтка в коллекцию фарфоровых балерин, которых она собирает с самого университета. К папе перекочевывают массивные часы на чёрном кожаном ремешке, призванные заменить сломавшийся механизм, и новый походный термос. Перед Митей ложится редкий выпуск его любимого комикса и фигурка Бэтмена ручной работы.
Вот так выглядит семейная идиллия, полная восторженных возгласов и благодарных взглядов.
– Ну, как там Питер? Рассказывайте.
Пока мы с мамой раскладываем по тарелкам жаркое, интересуется папа, и меня прорывает.
– Здорово! Какая там архитектура! Фонтаны, скульптуры, дворцы. Нева просто волшебная. Особенно ночью, когда сотни огней подсвечивают ее гладь. Романтика.
– Андрей Денисович, а давайте возьмём вам с Анастасией Юрьевной билеты и тоже слетаете? Хорошо там.
Никита вклинивается в мой бойкий монолог, и за столом повисает непродолжительная пауза. Только теперь в ней нет ни напряжения, ни нерва. Папа задумчиво жует нижнюю губу и что-то прикидывает. Мамины глаза загораются азартным блеском.
– Ну, что, Настюш, может, правда, рванем ненадолго?
– А дети без нас справятся?
– Справимся.
– Только вы нам все забронируете, а деньги мы вам вернём.
– Анастасия Юрьевна…
Помолодев лет на десять, мои родители шутливо спорят с Никитой и наперебой обсуждают, какие места стоит посетить. А я до сих пор не верю в хрупкий установившийся мир и боюсь, что эта гармония может рассыпаться от одного неосторожного слова.
Но ужин, как ни странно, проходит без шпилек и ругани. Время в компании близких людей течет стремительно, и я не успеваю моргнуть глазом, как пролетают несколько часов.
Посуда вымыта и разложена по шкафчикам. Родители обсуждают что-то тихонько в гостиной. Митя крепко спит и наверняка видит цветные сны. А я стою посередине своей комнаты и обнимаю себя за плечи, пока Никита осматривается.
Прикипает взглядом к снимку в рамочке, где мы с родителями и медвежонком едим сахарную вату в парке аттракционов. Пробегается пальцами по корешкам книг на полке над компьютерным столом и подцепляет томик «Анны Карениной», из которого выпадают наши с ним фотографии, сделанные на одной из вечеринок после хоккейного матча.
На них мы беззаботные. Бесшабашные. Беспечные.
– Я был уверен, что ты их выбросила.
– Не смогла.
Сглатываю застрявший в горле комок и спешно перевожу тему.
– Неужели все потихоньку налаживается?
– Налаживается, родная.
Кутает меня в ставшие необходимыми, словно глоток воздуха, объятья Никита, и я окончательно успокаиваюсь. Переодеваюсь в ждавшую моего возвращения пижаму со звездами, расстилаю постель и прижимаюсь к груди любимого мужчины. Когда-то расколовшего мою жизнь надвое и снова собравшего ее по частям.
А дальше месяц проносится, словно на ускоренной перемотке. Я чаще вижусь с родителями и не встречаю былого неодобрения. Мама, конечно, не выражает бурных восторгов по поводу нашего с Никитой воссоединения, но и не распекает его, как раньше. Папа тоже реагирует сдержанно, но все чаще улыбается и взъерошивает мои волосы, пока я пересказываю, как проходят наши дни.