И стал ждать, впадая из надежды в неверие, из неверия в трепет.

Нина приехала на двадцать первый день его новой жизни, когда он впервые выпил стакан яблочного сока, пополам разведенного водой — согласно инструкции, повешенной Звягиным на стенку рядом с календарем. Хлопнула калитка, скрипнуло крыльцо, Анучин удивленно повернулся от готовой кухонной полки, которую покрывал лаком — и увидел ее. В черно-красном плаще. В вязаной шапочке. Лицо как мел. А глаза… глаза…

— Вот… — глупо сказал он, стоя с кистью в руке и капая лаком на пол.

— А худой… — с раздирающей жалостью прошептала она, мотая головой и медленно приближаясь.

Анучин уронил кисть и протянул к ней руки.

Назавтра настроение у Звягина держалось решительно праздничное. Он отоспался после суточного дежурства, прогулялся по любимым набережным, подстригся на Желябова у личной парикмахерши Марии Ильиничны и купил в «Старой книге» на Герцена отложенную для него и давно ловимую книгу Эксквемелина «Пираты Америки». А вечером позвонила Нина Анучина и известила, что «все идет по плану и замечательно».

— Все идет по плану, — повторил он на вопрошающий взгляд жены, утыкаясь в историю кровожадного Л’Олоне.

— Что значит — по плану?

— Это значит, — терпеливо сказал Звягин, — что я оставил ей инструкцию, как три недели раскармливать его после голодания. За это время он отремонтирует квартиру и найдет работу.

— Иногда ты выглядишь сентиментальным, как институтка, — сказала жена, возясь в ванной, — а иногда — равнодушным, как… вот эта стиральная машина. — И она швырнула в машину белье.

— А от нее не требуется переживать, — возразил Звягин. — От нее требуется стирать белье. Мне вообще неясно: дался тебе этот алкоголик, что ты так ревностно следишь за его судьбой?.

— Тебя не мучит совесть? Ведь ты уволил его с работы, уговорил директора? А укоротил ему жизнь историей со своим Дранковым — ничего себе, подозрение на рак!

— Хорошо, когда есть что укорачивать, — защищался Звягин. — Синяки мажут йодом, а не медом.

В субботу он заглянул в знакомую квартиру Анучиных с твердым намерением попрощаться: как бы контрольный визит.

Светящийся довольством, худой и розовый Анучин клеил обои, а Нина прикидывала, что надо купить из мебели, и где расставить, и не проехаться ли по комиссионкам, а сын размешивал детской лопаткой клей в тазике и был совершенно счастлив своей социальной ролью полезного в хозяйстве человека.

На проблему трудоустройства Анучин смотрел оптимистически: две специальности в руках, а руки везде требуются. Конечно, трудовая со статьей… но ничего, бывает.

…Ноябрь валил слякотью, и Звягин, подняв воротник волосатого серого реглана, гулял вдоль чугунных решеток канала Грибоедова. У «Астории» и произошла последняя встреча с Ниной.

— Все хорошо, — радовалась она. — А вдруг опять начнет?..

— Подсыпай ему в еду тетуран, — посоветовал Звягин, доставая упаковку.

— А если заметит?

— Во-первых, вряд ли. Во-вторых, и заметит — поймет и простит. Скажи-ка, у вас с соседкой отношения как? не сболтнет?

— Ой, да никогда. Ее мужик тоже иногда закладывает, она понимает… А Гена — такой счастливый сейчас!..