— В урну! — прорычал тот, жуя и задыхаясь.
— Чуждый нам образ жизни миллионеров, — согласился Звягин, — имеет свои привлекательные стороны. Например, носить новые сорочки, выкидывая грязные. Говорят, у них там жутко захламлены улицы.
— Ненавижу этот город, — прошипел сосед.
— А что ж вы в нем делаете?
— Что?! Живу!
— Тяжкая доля. А вы не пробовали поменять Ленинград на Конотоп?
Мятое, усталое лицо соседа выразило беспомощную покорность: он покорялся глумливости собеседника, пропаже шляпы, всем бесчисленным неприятностям, читавшимся в ранних морщинках.
— Молодец, — зло одобрил он. — Никогда никому не сочувствуй.
— Я так и делаю.
— Выпить хочешь?
— Хочу! Ты угощаешь?
Из респектабельного «дипломата» блеснула бутылка «Стрелецкой», рыжая струя зашуршала в бумажные стаканчики: бульк, бульк.
— Кх-ха… А ты что же?
— Хочу, — с сожалением подтвердил Звягин, — но не могу.
— Как это?
— Я подшит, — горестно сказал Звягин. — Месяц как из ЛТП. — И пояснил: — Лечебно-трудовой профилакторий.
— Ух ты… — без сочувствия сказал сосед. — Тогда — твое здоровье!
Переступив по песку ближе, протянул руку — несильную, нерабочую:
— Володя.
— Леня, — Звягин изобразил слабое пожатие.
— Кем работаешь, Леня?
— Да вот, устраиваюсь пока…
— Семья-то есть?
Звягин немного подумал, как бы не будучи уверен, есть ли у него семья:
— Сейчас один, — неопределенно ответил он, гримасой давая понять, что это вопрос деликатный.
— А вот у меня все есть, — безрадостно сказал Володя. — Семья, работа, квартира… Вроде есть — а вроде бы и ничего нету… Не понимаешь? Да… Ты здорово закладывал?
Достойным кивком Звягин изобразил, что да, закладывал он здорово. Володя посмотрел на него с сомнением. Подтянут, черный плащ по моде, галстук вывязан узким узлом. Подбритые виски, артистическая проседь, на жестком лице треугольный шрамик, как у прусского студента-корпоранта.
— А смотришься, как большой человек, — сообщил он результат своего осмотра.
— Внешний вид способствует трудоустройству. — Звягин остался доволен своей канцелярско-неуклюжей фразой. Прикинул, какая роль оградит его от возможности попасть впросак.
— Я ведь шофер был. Первого класса. На «скорой», — подчеркнул со значением.
— А что ж не удержался?
— Машину я разбил. Эх… Со всей бригадой, с больным. Страх! Врач через стекло наружу вылетел, больной с носилок — на фельдшера, реанимобиль в брызги… Собрали меня по частям в больнице — и на суд. Семь лет и принудительное лечение. Вот что водка делает.
Володя посмаковал чужую горесть подозрительно.
— М-да… — протянул он. — А вообще ты на шофера не похож…
Похоже, он предпочел бы собеседника более образованного. Своего, так сказать, уровня интеллигентности, или социальной принадлежности, как бы это правильнее выразиться.
Звягин охотно пошел ему навстречу:
— Я раньше врачом был, — поведал он. — Первый медицинский, диплом с отличием. Аспирантуру предлагали. Да денег не хватало, ну и переквалифицировался.
— О, — сказал Володя. — Интеллигентный человек сразу чувствуется. А каким врачом? Не невропатолог случайно?
— Паталогоанатом, — решил Звягин. — Знаешь — спокойнее. Никаких тебе ошибок, жалоб. Скальпель в руки и вперед.