Весь вечер он расхаживал со стаканом молока и соломинкой, мурлыча «Турецкий марш». Вдруг остановившись перед столом, где жена проверяла тетради, он зло рявкнул:

— Я т-тебя научу любить жизнь!

— Что?! — жена уронила очки.

Звягин мотнул головой, выныривая из своих дум:

— Прости, замечтался… Что такое невезение? — допросил он.

— Влезаешь в очередную авантюру? — Жена вздохнула, выключила настольную лампу и подперла ладонями щеки. — Вот, думала, уволишься из армии, поедем в большой город, не надо будет тебя ждать с вечных учений и прыжков, — а тебя опять никогда дома нет…

— Во-первых, — Звягин загнул палец, — невезение — это когда человек хочет больше, чем может. Этим надо быть скромней.

Второе: не умеет учитывать все жизненные обстоятельства.

Третье: не готов к худшему.

Четвертое: принимает мелочи близко к сердцу.

Жена слушала историю невезучего Епишко и стелила постель.

— Вечно ты кого-нибудь жалеешь, — печально сказала она.

— Плевать мне на него! — возмутился Звягин. — Мне просто интересно, как и что тут можно сделать.

— С невезением?..

— Ерунда! Невезение — это судьба. Судьба — это характер и обстоятельства. Характер можно изменить, а обстоятельства — создать. И очень просто! Гаси свет.

И утром Звягин вырос в дверях несчастного Епишко.

— Дрыхнешь? — грубо спросил он вместо приветствия. — А это что на тебе за обломовский халат?!

— Так суббота же, — пролепетал ошеломленный Епишко, стыдливо запахивая засаленную хламиду.

— Позвольте, — решительно сказал Звягин, содрал с него, преодолевая сопротивление, халат и запихал в помойное ведро.

— Соседское! — взвизгнул Епишко, бросаясь к ведру и путаясь в длинных сатиновых трусах.

В ободранной берлоге, пока Епишко, прыгая на одной ноге, влезал в брюки и путался в рукавах свитера, Звягин снял со стола чайник, полил на стул, тщательно вытер подозрительным полотенцем и уселся, скрестив вытянутые ноги.

— Свински живешь, хозяин, — был результат осмотра.

— У меня была депрессия, — обиженно пояснил Епишко.

— Так ведь депрессия, а не паралич, — справедливо возразил Звягин. — Пол-то вымыть можно? Вот и тряпка, — брезгливо ткнул в епишкинский свитер.

— Слушайте, мне сержант не нужен! — От обиды Епишко осмелел.

— Я был майором, — успокоил Звягин. — Медицинской службы.

И погнал хозяина готовить завтрак.

— Стаканы перемыть, — приказал он, взглянув их на свет. — За такое в повторный кухонный наряд гонят. А это что — чай?.. Это моча дохлого поросенка. Чай заваривают из расчета чайная ложка на стакан. Учитывая сортность, можно больше.

Епишко ощутил себя в стальных тисках чужой воли.

— Веник есть?

— Вообще-то есть… — неопределенно отозвался он.

— Холодильник сломан?

— Если видели, так чего спрашивать.

— Я не видел, я догадываюсь. Одежду часто рвешь?

— А? Ну рву иногда…

— Молодец, — глумился Звягин. Сильными длинными пальцами согнул торчащий в стене гвоздь, раскачал и выдернул. Та же судьба постигла гвоздь в подоконнике и дверном косяке. — Эх, — с вожделением сказал он, — сдать бы тебя на пару лет в хороший стройбат! Лентяй. Бездельник. Неряха. Ты в труд веришь?