– А что говорит твой муж? – Вы не были женаты, ведь мы с тобой еще не оформили развод, но она все равно называла тебя мужем.

– Его нет дома. Он работает за городом и не берет трубку.

– Надо же. – Я удивилась: ты оставил Вайолет с Джеммой на ночь и не сообщил мне. Мы заключили джентльменское соглашение, которое я исправно соблюдала. В частности, договорились, что будем предупреждать друг друга, если приходится оставить Вайолет на ночь с кем-то посторонним. Ты начал пользоваться ее отношением ко мне: периодически просил себе лишний день, не сообщал, когда вы с ней уезжали за город на выходные. Ты чувствовал, что перевес на твоей стороне. – Выходит, ты одна?

– Со мной его дочь. Если я повезу Джета в больницу, ей придется поехать с нами, а у нее завтра баскетбольная тренировка перед школой. Она уже легла спать. Ей уже одиннадцать… как думаешь, ее можно оставить одну? Больница недалеко, в четырех кварталах. Она никогда не просыпается среди ночи. Хотя, видит бог, будет ужасно, если она проснется и никого не найдет. Наверное, придется ее разбудить.

Не знаю, что на меня тогда нашло.

– Поезжай в больницу. С ней все будет в порядке. Что может случиться? Поставь в ее комнате камеру и проверяй на телефоне. Она уже достаточно взрослая. На твоем месте я бы отвезла сына в больницу.

– Правда? Ты так считаешь?

– Конечно, поезжай. Ты ведь недолго, она и не проснется. Нельзя рисковать жизнью малыша. Если, не дай бог, что-то…

Я бы никогда не оставила Вайолет одну, но мне хотелось, чтобы ты разозлился на Джемму. Мне было нужно, чтобы она совершила нечто, по твоему мнению, запредельно ужасное.

– Ох, Энн, даже не знаю…

– Возьми его и поезжай, – настойчиво повторила я. – Я отсюда слышу, как он дышит. Честно говоря, звук ужасный. Я волнуюсь.

Когда я повесила трубку, мне стало стыдно.

На следующее утро Джемма прислала сообщение. Ее продержали в очереди четыре с половиной часа, а потом посоветовали горячий душ и паровые ингаляции. У ребенка ничего страшного, беспокоиться не о чем.

На следующей неделе я встретила ее на собрании клуба. Узнав, что она бросила Вайолет одну, ты пришел в ярость. Я представила, как ты злобно выплевываешь ругательства сквозь зубы, – ты всегда так делаешь, когда по-настоящему злишься. Я думал, что могу тебе доверять. Мне казалось, ты хорошая мать.

– Не знаю, Энн. Вероятно, не следовало так поступать. Я не могла связно думать.

– Прости, должно быть, я дала тебе плохой совет, но ты действовала, исходя из лучших побуждений.

– Да, наверное. – Она вела себя менее оживленно, чем обычно. Я знала: это из-за меня. Сев в такси, я написала ей: Все в порядке? Ты сегодня какая-то подавленная.

Просто тяжелая неделя. Ничего личного, правда-правда.:)

Ложь во благо. Мне стало горько от мысли, что я предала Джемму. Я начала проникаться к ней любовью.

Я забыла упомянуть еще об одной, возможно, самой важной стороне нашей дружбы. В обществе Джеммы я становилась мамой Сэма. В моей душе он вернулся к жизни; не думала, что такое возможно. Мой чудесный сын, веселый разговорчивый малыш в запачканной футболке, бегающий босиком по дому. Ему нравилось играть с портновским сантиметром, он обожал гаражные распродажи, коллекционировал пакетики с сахаром из ресторанов и каждый день расспрашивал меня о Матушке-Природе, как она управляет погодой. По выходным мы плавали в бассейне, а в будни, по дороге в садик, покупали кексы в кафе. Обувь вечно была ему мала. Он любил слушать о том, как появился на свет.