Три дня. Ровно столько времени прошло с моего возвращения, прежде чем Вайолет со мной заговорила. С момента смерти Сэма миновало семь месяцев. Она начала собирать Нептун, я трудилась над Юпитером. В конце концов мы встретились в районе Cолнца.

– Почему ты уехала?

– Чтобы почувствовать себя лучше. – Я передала ей недостающий кусочек пазла. – Я скучала по тебе.

Она вставила кусочек на место и взглянула на меня. Многие говорили, что Вайолет выглядит старше своих лет; теперь я это заметила. Ее глаза стали темнее. В доме все изменилось, решительно все. Я первой отвела взгляд. К горлу подкатила тошнота. Я судорожно сглотнула и убежала в уборную.

Когда я вернулась, пазл был отодвинут в сторону. Вайолет читала книгу в своей комнате. Наверняка она слышала, как меня выворачивает в туалете.

– Почитать тебе?

Она помотала головой.

– После ужина что-то с животом неладно. А ты как, нормально?

Она кивнула. Я села в изножье кровати.

– Может, поговорим?

– Хочу, чтобы ты ушла.

– Из комнаты?

– Вообще. От нас с папой.

– Вайолет…

Она перевернула страницу.

К глазам подступили слезы. Я возненавидела свою дочь. Мне отчаянно хотелось вернуть сына.

Когда мама нас бросила, папа вел себя так, будто ничего не случилось. Ему не пришлось прилагать к этому никаких усилий – мама принимала все меньше и меньше участия в нашей жизни и в основном наблюдала за нами со стороны, будто смотрела надоевшее кино, которое давно собиралась выключить.

Единственное, что изменилось после маминого исчезновения, – папа переложил мою зубную щетку и расческу в верхний ящик комода, запачканный косметикой и липкий от лака для волос, вечно подтекавшего из флакона. Теперь мне не приходилось хранить вещи под раковиной рядом с отбеливателем; это означало, что у меня появились новые обязанности, но я не знала, в чем они заключаются.

По пятницам папа приглашал приятелей играть в покер. Я уходила к миссис Эллингтон, болтала с Томасом, смотрела кино и жевала попкорн, пока она не выключала телевизор и не провожала меня домой. Обычно я тут же шмыгала к себе в комнату, но однажды вечером задержалась в коридоре и прислушалась. Дом пропах крепким одеколоном, пивом и вяленой говядиной – папа на всю ночь оставлял открытым окно в кухне, так что утром не особенно воняло.

Я не возражала против подобных посиделок, когда дом был полон мужчин и их запахов. В такие вечера папа, казалось, становился самим собой. После смены он позволял себе всего один стакан скотча, не больше, зато его гости себя не ограничивали. В тот вечер они неразборчиво ругались. Кто-то грохнул кулаком по столу, по кафельному полу зацокали фишки для покера.

– Хватит водить меня за нос, – произнес отец незнакомым, сдавленным голосом.

– Это твоя жена водила тебя за нос, жалкий ты слабак. Неудивительно, что она сбежала.

Папа встал, дрожа от ярости, но тут заметил меня. От страха я словно приросла к месту. Он велел мне немедленно отправляться к себе. Кто-то опрокинул бутылку, стоявшую на журнальном столике. Один из папиных приятелей сказал: «Ладно, парни, пора по домам». А другой добавил: «Не бери в голову, Себ, он, видно, выпил лишнего».